Капитан не спорил.
– Ладно, давайте сюда два мешка с табаком подешевле. Хватит им и этого.
И он зашагал к поселку, унося с собой все бумаги парусника. Потом внезапно обернулся – сатана, а не человек, никогда не растеряется.
– Все стереть, чтобы ни одного знака не осталось!
У лодки – ну точно ноги выросли. Выйдя из воды, она потащилась по песку среди облепившей ее толпы. Люди трудились, подбадривая себя веселыми шутками:
– Вот так незадача для таможенников! Остались бедняги с носом!
Жена и мать на руках отнесли домой пострадавшего моряка. По дороге, охая от боли при каждом резком толчке, он глотал слезы и вместе с другими смеялся, глядя, как соседи спасают груз. Ну и забава!
Когда за дверями домов исчезли последние тюки с табаком, принялись за судно. Люди вмиг растащили паруса, якорь, весла, даже мачту сняли, и ватага мальчишек на плечах потащила ее на другой конец поселка. Словом, как следует общипали парусник, превратили его в старую, негодную рухлядь.
А конопатчики тем временем знай себе мажут "Забияку", и тот на глазах меняется – ну точь-в-точь цыганский осел на ярмарке. Раз-другой кистью взмахнули – и уж в помине не осталось ни имени, ни этих проклятых реестровых номеров да записей на бортах, что служат ярлыком для каждого судна.
Канонерка бросила якорь в ту самую минуту, когда за околицей исчезли последние канаты с парусника. Я остался на берегу: уж очень мне хотелось поглядеть, чем все кончится; а чтобы не бросаться в глаза таможенникам, взялся помочь приятелю, выходившему в море на рыбачьей лодке.
Канонерка спустила на воду военный шлюп, и на берег выскочила кучка солдат с ружьями наперевес. Шедший впереди боцман отчаянно чертыхался, глядя на "Забияку" и на карабинеров, завладевших судном.
Все население Торресалинас втихомолку смеялось над нашей проделкой, а я хохотал пуще всех. Да и было с чего: видели бы вы, как вытянулись рожи у таможенников, когда вместо ценного груза они нашли в лодке всего-навсего несколько пачек дешевого табаку.
– Ну, а как потом все обошлось? – спросил я старика. – Никто не поплатился?
– А кто мог поплатиться? Разве что наш бедный "Забияка". Верно, его взяли под арест. Горы бумаги извели, половину поселка на допрос вызывали, но оказалось, что никто ничего не знает. "Матрикул лодки?" – Молча пожимают плечами, – надписи-то на ней нет. "А из кого состояла команда?" – "Из каких-то неведомых людей; вытащили лодку на берег, да и пустились наутек". Так ничего и не добились.
– Ну а груз?- спросил я.
– Мы его весь продали. Вы не знаете бедняков. Едва "Забияка" пристал к берегу, каждый подхватил свой тюк и давай бежать, чтобы поскорее его припрятать. А на другой день все было отдано в руки капитана, – пачка табаку не пропала! Тот, кто рискует своей шкурой ради куска хлеба да частенько глядит в лицо смерти, не боится искушений…
– И вот с тех пор, – продолжал старик, – бедный наш "Забияка" попал в пленники. Но не беда! Скоро он выйдет в море со своим капитаном. Похоже на то, что писанина кончилась, лодку пустят с аукциона, а купит ее прежний владелец и даст цену, какую ему вздумается.
– А если кто-нибудь даст больше?
– Кто ж на это пойдет? Нешто мы разбойники? Весь поселок знает, кто настоящий хозяин парусника. У кого же хватит совести стать ему поперек дороги? Мы честные люди. Пусть каждый владеет своим добром. А море – оно божье, и нам, беднякам, положено кормиться от него, хоть это и не по вкусу нашему правительству.
