Покидая Аркадию. Книга перемен - [62]

– Не стану врать, что я его любила, – сказала она. – Но, кроме него, у меня никого не было.

– Если хотите, можете поплакать, – сказал лейтенант.

– Для этого мне нужно залезть под стол, – сказала она. – В детстве я никогда не плакала на людях – только под столом…

Милиционер неуверенно улыбнулся.

– А он был один? – спросила Тина.

– Кто?

– Григорий Ефимович.

– А почему вы спрашиваете? – насторожился лейтенант.

– С нами живет Рафаэль, его пасынок. Ушел со свадьбы и пропал. Не ночевал, не звонил… Он, конечно, гуляка, любит посидеть в казино, в ресторане, но все-таки…

– А как он выглядит?

– Высокий, черные волосы до плеч, как у артиста…

– У вас нет фотографии?

Тина принесла семейный альбом, вынула фото.

– Это мы на даче в прошлом году, – сказала она. – Муж, его супруга – моя тетя… она умерла… вот Рафаэль… а этот, с собачкой, – Герман Николаевич, наш сосед…

– Можно мне ее взять?

– Конечно, – сказала Тина. – Хотите чаю?

– Не откажусь.

Через полчаса лейтенант ушел.

Заперев за ним дверь, она еще раз приняла душ, надела кружевное белье, тщательно подвела глаза, накрасила губы, взвалила рюкзак на спину, поймала на Чистых Прудах такси.

– В Новое Маврино. Сколько денег?

Таксист заломил – согласилась не торгуясь.

В Новом Маврино попросила остановиться на соседней улице – на всякий случай.

Дача была двухэтажная, старая, некрасивая, в доме было неуютно, холодно.

Рюкзак Тина спрятала в подвале, в канализационном колодце.

Из трубы соседнего дома поднимался дым, в окнах горел свет.

Она постучала – дверь открыл Герман. Он был в шелковом халате, в расстегнутой белой рубашке, с дымящейся сигарой в холеной руке, украшенной крупным перстнем.

– Тина! – закричал он с веселым изумлением. – Проходите, проходите…

– Григорий Ефимович умер, Рафаэль тоже, – сказала Тина, снимая пальто. – Я осталась одна, мне страшно. Можно я переночую у вас?

– Конечно! Я сегодня один и вообще… – Он схватил ее пальто, прижал к груди. – Григорий Ефимович… как это случилось, Боже мой? Вы, наверное, голодны?

После ужина Герман проводил ее в спальню.

– Вот этот шкаф свободен, пользуйтесь на здоровье, а тут выключатель торшера… может быть, вам снотворного дать, Тина?

Обернулся – Тина стояла перед ним голая.

– Возьмите меня замуж, Герман, – сказала она, не опуская глаз. – Я упоительная женщина, вы не пожалеете. Пожалуйста, не стесняйтесь.

– Мадам, – услышала Тина голос таксиста. – Приехали, мадам.

Она открыла глаза, прочла на карточке имя водителя – Хайрулла, вспомнила, кивнула.

– Спасибо, – сказала она, протягивая Хайрулле деньги, – сдачу оставьте себе.

– Если до вашего дома далеко, – сказал таксист, – я могу вас подвезти, вы только скажите охране, чтоб меня пропустили… бесплатно, мадам…

Таксист, похоже, пуштун или таджик, подумала она, хорошо говорит по-русски, наверное, из тех, кто бежал в Россию после вывода советских войск из Афганистана. Когда-то их было много в Москве.

– Не надо, – сказала она. – Спасибо.

Идти до дома было далеко, но за проходной жителей поселка всегда ждали электрокары вроде тех, какими пользуются в гольф-клубах.

Двадцать лет назад Новое Маврино было обычным дачным поселком, построенным в тридцатых годах, где жили профессора, художники, писатели, чиновники средней руки – люди не из тех, кого очень старательно холили, лелеяли и охраняли. Редко у кого здесь была тут прислуга. С годами большинство домов обветшало, покривилось. Топили печки, часто сидели при свечах, когда отключали электричество, за водой ходили на колодец, за продуктами – к еврею: старик Абрам помнил еще первых жителей поселка, а ночью его можно было разбудить, чтобы купить водки. Во второй половине девяностых Новое Маврино преобразилось. Новые русские скупили землю, построили роскошные особняки, проложили дороги, выкопали огромный пруд, обнесли поселок высоким забором, поставили охрану. Двухэтажный дом Тины – красный кирпич, большие окна, черепичная крыша – ничем не выделялся на фоне соседних.

Она легла в гостиной. Выпила виски, завела будильник, выключила свет и укрылась одеялом с головой, как в детстве.

На столике рядом с диваном стояла фотография Германа и Рафаэля, рядом лежал конверт с билетом до Милана. В аэропорту она возьмет машину, на которой доберется до Варены, а оттуда паромом – до Белладжо. Врач сказал, что она успеет проститься с мужем и сыном. Герман завещал ей все, что у него было, и попросил кремировать его тело. Вряд ли ей позволят вывезти в Москву тело сына, значит, придется кремировать и его. Она вернется сюда, в Новое Маврино, поставит на каминную полку две урны с прахом и снова останется одна, сама по себе, прекрасная, бесстрашная и бессмертная наследница миллиардного состояния…

Тем октябрьским вечером, когда она предстала перед ним голой и попросила взять ее замуж, Герман впервые назвал ее прекрасной, бесстрашной и бессмертной. Той ночью он был нежен и неутомим, а утром, за завтраком, сказал, что будет счастлив, если она станет его женой.

– Но видишь ли, Тина, – продолжал он, наливая ей кофе, – мне нравятся не только женщины, и с этим ничего нельзя поделать. Если ты готова с этим смириться, я буду счастлив…