Пока живы — надо встречаться - [10]

Выросший в южных степных местах, он впервые в жизни ощутил запах русского леса. С каким наслаждением вдыхал он теплую испарину земли, пьянящий аромат клейких нежных листьев. Его охватило с новой силой безудержное желание свободы. Но, видно, не одного его волновал весенний лес. Лицо аптекаря Климова просветлело, когда он притянул к губам березовую ветвь с нежными сердечками молодых листьев.

Павка тронул его за плечо и показал на увесистую шишковатую палку, чуть заметно повел глазами на немца-конвоира. Солдат, расположившись на пне, играл на губной гармошке, поглядывая на русских. План побега у Павки созрел молниеносно. Он подойдет к немцу и отвлечет разговором, а Климов посильнее тюкнет того по голове — и концы в воду.

— За это Роман головой ответит, он же тебя назначил старшим.

— А, черт… Будь по-твоему! — со злостью сплюнул Павка. — Убеди-ил.

Но когда вернулись в вонючую казарму, Павел не выдержал.

— Роман, — хрипло проговорил он. — В следующий раз уйду.

— В следующий раз в лес не пойдешь, — спокойно ответил Лопухин и назначил Кузенко заведовать отделением на первом этаже, откуда все и началось…

Той ночью Кузенко, Чистяков и Семен Иванов по одному вошли в раздаточную комнату. Стасюк закрыл на задвижку дверь, проверил, надежно ли завешено старым байковым одеялом окно. Потом они спустились через лаз в коллектор, переоделись в комбинезоны и при свете коптилки с камфарным маслом приступили к работе. Саперной лопаткой попеременно прокопали штольню вдоль дюймовой трубы, по которой вода сливается в отопительную систему из батарей, и, добравшись до фундамента здания, стали рыть котлован для приема грунта.

В воздухе под низким потолком было мало кислорода. Вздрагивающий огонек коптилки еле горел, тускло освещая подвал. Где-то в потемках шуршали крысы.

— Как полицаи шныряют, — сплюнул Чистяков, разбрасывая песок по сторонам.

Потом, расширяя и углубляя яму, они насыпали песок в вещевые мешки. Каждый сам определял, где ему находиться. Рыли поочередно, оттаскивали мешки с песком по штольне и далее по коллектору к первому блоку. Постепенно азартное возбуждение первых часов работы сменилось неимоверной усталостью и раздражением. Дышать было нечем. В ожидании, когда им откроют лаз, они лежали, как рыбы, выброшенные на лед, хватая ртом затхлый воздух.

Пять ночных смен ушло на то, чтобы отрыть котлован для приемки грунта. И когда уже угол фундамента здания нависал над головами, проходку повели дальше, в направлении водонапорной башни. Предстояло не только вытащить сотни тонн грунта, но и распределить его по всей длине коллектора до первого блока и в ответвлении, в сторону кухни.

— Роман, тяжело, — взмолился Кузенко. — Прибавь людей.

Для работы под землей тщательно подбирали людей. Почти каждый из них был из раненых и выздоравливающих, ровесником Октября и формировался как личность в годы первых пятилеток. Разные по характеру и привычкам, они в своих действиях хорошо дополняли друг друга.

В столь узкой норе — семьдесят на семьдесят — ползти можно было только по-пластунски, а работать — лежа. К ногам уползающего в забой привязывалась солдатская обмотка для сигнализации и на случай… завала.

Теперь, когда доски от сломанных нар собирались в охапку с дровами и приносились в раздаточную, а оттуда отправлялись в забой на крепление кровли и стен, Кузенко и другие подкопщики поняли, для чего Лопухину понадобилась столярная мастерская, где инвалиды готовили немцам посылочные ящики, рамки для фотографий, примитивные музыкальные инструменты. Вот почему, когда мастерская стала выдавать «продукцию», ему нетрудно было добиться у немцев разрешения перевести тяжелобольных на койки и снять нары для обеспечения столяров материалами. Это была продуманная Лопухиным тактика. Кому из лагерной администрации и их прихвостней могло прийти в голову, что старший врач блока, обеспечивающий порядок, является организатором и непосредственным руководителем такого опасного в условиях концлагеря дела, как подкоп за колючую проволоку?

Грунт из туннеля шел крупный — песок с гравием. Вещевые мешки для его транспортировки уже не годились. Политаев сколотил из досок специальные ящики, по форме напоминающие миниатюрные лодки. К ним с обеих сторон привязывались солдатские обмотки. Тянули с одной стороны — вытаскивали лодку с грунтом. С другой — возвращали порожнюю волокушу обратно в забой.

На приемной площадке грунт пересыпали в точно такой же ящик с заостренными концами, и таким же способом отправляли в коллектор. Там пересыпали в третью лодку-волокушу и утаскивали ее к первому блоку.

Еще были пройдены только первые метры, а коптилки, заправленные камфарным маслом, уже стали гаснуть от нехватки кислорода.

В котельной, скрытно от посторонних глаз, Лукин с Политаевым мастерили из плащ-палатки кузнечный мех. Смекалки хватило сделать его в виде гармошки, но воздух, накачиваемый из котлована, далее пяти метров не поступал. Более мощное устройство не поместилось бы на той приемной площадке. Пришлось отказаться от этой затеи.

Начали думать, как выйти из создавшегося положения. Политаев сделал из консервной банки подобие шахтерской лампы, которую заправили карбидом, найденным возле кухонного сарая. Но газ, выделяемый при горении, удушающе действовал на «шахтеров», так стали называть себя подкопщики. Они говорили между собой мало, больше изъяснялись жестами, да и не нужны там были слова. Всем было ясно: от неспорого дела и проку не будет. Но как, по каким трубам подать живительный воздух, чтобы преодолеть этот мертвый участок, если наверху по двору бродят ходячие больные, шастают полицаи, наведываются эсэсовцы с собаками. Всего лишь на двадцать сантиметров продирались в земле за ночную смену. Днем рисковали только в те минуты, когда немощные люди, имеющие сходство со скелетами, бренчали на самодельных балалайках.