Пока ты моя - [11]

— Кто-то пытался перерезать пуповину. Заметил?

Адам кивнул. Его желудок всегда чутко реагировал на подобные кровавые зрелища. Лоррейн знала, что ему потребуется пробежать как минимум пять миль, чтобы выкинуть это из головы.

— Возможно, у нее начались роды, возникли какие-то осложнения, и тот, кто находился рядом с ней, решил стать героем и сделать экстренное кесарево сечение, — продолжила Лоррейн.

Адам взял одну из трех открыток, которые аккуратно лежали рядом на подоконнике.

— Что-то пошло не так, этот человек испугался и убежал.

— Взгляни-ка на это.

— «Удачи! Со всей моей любовью, Расс», — прочла Лоррейн и вздохнула. — Несомненно, это тот же самый Расс, что и в медицинской карте.

— Фактически ни в одной из этих открыток не говорится, для чего ей нужна удача, — заметил Адам, снова раскладывая открытки на подоконнике. — Одна — от кого-то по имени Аманда, другая — от мамы Салли-Энн.

— Скажи, ты стал бы отправлять открытки, желая успешных родов? Наверняка их прислали по другому поводу. Может быть, она сдавала на водительские права. Или ей предстояли экзамены.

— Разве обычно открытки приходят не после появления ребенка на свет? — сказал Адам.

— Ты спрашиваешь меня или сообщаешь мне? — спросила Лоррейн, чувствуя, как закипают в душе совершенно неподобающие случаю эмоции. — Впрочем, ты — не великий мастер по части отправления открыток по любым поводам. Так и есть, Адам, особенно по случаю годовщины…

— Прекрати! — вскинул руку муж.

Он был прав. Лоррейн так и тянуло схватить его обтянутую резиной руку, которой Адам будто защищался, но она удержалась от этого порыва. Все эти годы совместной работы — боже, Лоррейн давно потеряла им счет! — демонстрация физического контакта или проявление привязанности на службе было их личным табу. Для коллег, не знавших Лоррейн и Адама достаточно хорошо, полной неожиданностью оказывался тот факт, что они женаты. Разные фамилии, регулярные стычки и отказ Лоррейн носить обручальное кольцо — все это красноречиво говорило о том, что вне работы их ничего не связывает. Да и на службе они явно прилагали все усилия, чтобы избегать друг друга. Только если расследовалось серьезное дело — такое, как убийство Салли-Энн, — они знали, что должны объединить усилия и использовать во благо десятилетия ценного опыта.

— А это могут быть открытки из серии «желаем успешной операции»? — Лоррейн снова рылась в медицинской папке. В первый раз она пропустила эти сведения.

— Что еще за операция? — спросил Адам, присоединяясь к ней за столом.

Определенно муж воспользовался этим ее проклятым гелем для душа «Аква ди Парма», почти тридцать фунтов за штуку. В следующий раз Адам наверняка выльет на себя весь флакон.

— Вот, — ответила Лоррейн, желая немного оттянуть объявление об этой находке. Ей просто хотелось доставить себе небольшое удовольствие, сделать нечто, заставившее почувствовать себя хоть на каплю значительнее. Лоррейн показала на аккуратный четкий почерк в верхней части страницы. Это был тот же самый почерк, что и на студенческих папках, — почерк Салли-Энн, как нетрудно было догадаться.

Адам прочел краткие записи:

— «Кесарево сечение. 18 ноября. Явиться до восьми утра. Доктор Ламб. Брэдли Уорд. Собрать сумку».

— Это завтра, — произнесла Лоррейн, пристально глядя на мужа. — Только вот кто-то опередил врача.

4

Ее спальня наконец-то готова. Я постаралась сделать ее комнату по-домашнему уютной. Оскар и Ноа ссорятся, выясняя, какого плюшевого мишку она захочет посадить на свою кровать.

— Мне кажется, она слишком взрослая для плюшевых мишек, — говорю я им. Они не согласны.

Я измучена. В эти дни меня выматывает даже такое простое дело, как постелить на ночь кровать. В такой ситуации остается только гадать, удастся ли мне когда-либо вернуть свое прежнее тело. Джеймс, разумеется, предложил мне помочь с подготовкой комнаты, но я ответила, что будет лучше, если он займет чем-нибудь мальчиков. Очевидно, ему это не удалось, потому что весь последний час они носились вокруг моих лодыжек, шлепаясь на пуховое одеяло. В это время я упорно билась над тем, чтобы впихнуть злосчастное одеяло, из-под которого доносилось хихиканье, в красивый розово-кремовый цветастый пододеяльник. Я довольна тем, как выглядят ее спальня и гостиная. Мне хочется, чтобы ей было удобно, хотя я немного нервничаю по поводу ее переезда сюда. Никак не могу привыкнуть к тому, что у нас снова появилась няня.

— Как дела, дорогая? — Как раз в тот самый момент, когда я думаю о муже и ужасном, неминуемом дне, помеченном в календаре, дне его ухода в плавание, Джеймс появляется на самой верхней лестничной площадке — судя по топоту, несясь через две ступеньки, — чтобы посмотреть, как я справляюсь. — Все выглядит просто супер! Ей здесь понравится.

На сей раз Джеймса отпустили домой всего на две недели.

— Надеюсь, так и будет, — задумчиво отзываюсь я.

Он обнимает меня за плечи и пытается поцеловать, но я слишком измотана даже для объятий. Устало плюхаюсь в кресло-качалку.

— Ой! — тут же восклицаю я, хватаясь за живот.

— Осторожнее с ней, — предупреждает Джеймс, робко гладя мой выпирающий живот.