Пока течет река - [94]

Но это лето отличалось от прочих. И все из-за погоды. Весной дожди шли регулярно и умеренно, даруя фермерам надежду на хороший урожай. Однако с приближением лета, когда все уже заждались солнечных дней, дожди не прекратились, а, напротив, стали более частыми и обильными. Прогулочные лодки отплывали от пристаней при легкой мороси, надеясь, что к середине дня развиднеется, но вместо этого дождь заряжал в полную силу, и пикники сворачивались досрочно. Несколько раз Марго, окинув взглядом небосвод, выставляла столы на свежий воздух, но очень скоро приходилось заносить их обратно. Пустовал и летний зал трактира.

– Нам еще повезло, что зима была прибыльной, – говорила она, вспоминая толпы желающих послушать историю о девочке, которая утонула и потом ожила. – Не будь зимней выручки, нам пришлось бы совсем туго.

Две из трех Марготок-помощниц были отправлены по домам к своим семьям, поскольку с обслуживанием немногочисленных клиентов вполне справлялась сама Марго с помощью одной дочери и Джонатана.

Джо был плох: ему отнюдь не шли на пользу душные летние туманы, то и дело накрывавшие берег. Обычно в это время года его легкие прогревались и подсыхали, но сейчас смены сезонов будто и не было, и приступы слабости посещали его с той же частотой, что и в зимние месяцы. Бледный и тихий, он сидел поближе к очагу, а вокруг накачивались элем и травили байки завсегдатаи.

– Не беспокойтесь обо мне, – отвечал он на все вопросы о здоровье. – Я в порядке, сочиняю новую историю.

– Надеюсь, к летнему солнцестоянию погода наладится, – говорила Марго.

Традиционно в этот день устраивалась ярмарка, к которой на сей раз была приурочена свадьба Оуэна Олбрайта и Берты, его экономки. С учетом свадебного завтрака и наплыва ярмарочных гостей, которые ближе к вечеру непременно захотят промочить горло, Марго предвидела очень хлопотный день. Поначалу ее оптимизм казался сильно преувеличенным, но в середине июня с погодой наметились улучшения. Наблюдательные люди поговаривали, что дожди понемногу идут на убыль, и, как вскоре выяснилось, наблюдательность их не подвела. На сером небе стали чаще появлялись просветы, потом два раза подряд выдались сухие вечера. Надежды крепли с приближением самого длинного дня в году.

Наступил день летнего солнцестояния – и с утра выглянуло солнце.

– Пожалуй, даже слишком ярко, – рассудил Генри Донт, устанавливая камеру перед церковью для свадебной фотографии. – Сниму с этой позиции, чтобы не было бликов.

Молодожены вышли из церкви. Пастор был уже в своей летней, здоровой кондиции: этим утром он, голым по пояс, распахнул окно спальни, ощутил лучи солнца на груди и на бледном лице и пропел: «Слава, слава, слава!» Об этом эпизоде не знал никто из присутствующих, но все видели его жизнерадостную улыбку и могли почувствовать крепость его рукопожатия, спускаясь по ступеням паперти.

Донт установил Оуэна и его жену в заранее выбранном месте и просунул руку миссис Олбрайт под руку мистера Олбрайта. Оуэн – всеми силами старавшийся не забыть, что его жену зовут Бертой, а не миссис Коннор, – уже фотографировался однажды, несколько лет назад. Берта видела множество фотографий, так что и она имела представление об этом процессе. Перед камерой оба распрямили спину и напустили на себя гордый и суровый вид. Даже шуточки его приятелей-собутыльников из «Лебедя» не смогли нарушить торжественность их лиц, и новообретенное супружеское достоинство посредством солнечных лучей запечатлелось на стекле, чтобы в таком виде надолго пережить их самих.

Покончив с фотосессией, молодожены и их свита прогулялись по берегу реки. «Какой чудесный день!» С такими возгласами радостная процессия достигла «Лебедя», где Марго уже украсила букетами расставленные на берегу столы, а Марготки ждали гостей с кувшинами охлажденного эля и сидра под вышитыми бисером салфетками.

События шестимесячной давности казались теперь чрезвычайно далекими, ибо погожим летним днем зима всегда воспринимается как полузабытый сон или нечто известное лишь по рассказам других людей, а не как часть прожитой тобою жизни. Нежданное солнце пощипывало их кожу, по затылкам заструился пот, а ледяные сквозняки и зябкие мурашки вдруг превратились в некую абстракцию, не поддающуюся трезвому осмыслению. Однако не следовало забывать, что самый длинный день в году является оборотной стороной самой длинной зимней ночи и в этом качестве одно солнцестояние неизбежно перекликается с другим; а если кто-то из присутствующих не улавливал этой связи, таковых не замедлил просветить мистер Олбрайт.

– Шесть месяцев назад, – начал он свою речь, – я решил сделать Берту моей женой. Вдохновленный чудом, которое произошло здесь, в «Лебеде», и о котором вам всем хорошо известно, – возвращение к жизни маленькой Амелии Воган, – я почувствовал себя другим человеком и попросил руки моей экономки, на что Берта дала согласие, оказав мне эту честь…

После официальных речей общий разговор вернулся к теме девочки. О событиях, некогда происходивших на этом самом берегу в темноте и холоде, теперь рассуждали под чистым голубым небом, а яркий солнечный свет, возможно, стал главной причиной того, что самые мрачные аспекты этой истории были отметены в пользу упрощенных, благостных трактовок. Похищенная девочка вернулась к своим родителям, что осчастливило не только ее и Воганов, но и всю общину в целом. Добро победило зло, семья была восстановлена. Только престарелая тетушка одного из гравийщиков некстати вылезла с историей о том, как она случайно застала девочку на самой кромке берега и увидела, что та не отражается в воде, но на нее зашикали со всех сторон: сегодня никто не хотел слушать сказки про призраков. Кружки вновь и вновь наполнялись сидром; прыткие Марготки, неотличимые одна от другой, знай подносили блюда с ветчиной, сыром и редисом; веселья на свадебном пиру было достаточно, чтобы утопить в нем все тяжелые мысли и сомнения. Полгода назад таинственная история ворвалась в «Лебедь» грязным и жутким месивом, но теперь она была дочиста отмыта, выглажена и приобрела вполне благопристойный вид.