Пока течет река - [55]

И они вышли наружу.

Марго кивком велела матросу закрыть дверь. Все замерли на своих местах. Там, где толпа расступилась, по-прежнему были видны доски пола. После нескольких секунд безмолвия и неподвижности раздалось покашливание, зашаркали ноги, толпа разом сомкнулась, и голоса зазвучали громче прежнего.

Около часа продолжалось обсуждение дневных событий во всех подробностях. Взвешивались и сопоставлялись факты, сдобренные предположениями, догадками и гипотезами, а добрая порция слухов и сплетен играла роль дрожжей для этого теста, чтобы оно хорошо поднялось.

Понемногу к ним пришло осознание того факта, что история разрастается. Теперь она принадлежала не только рэдкотскому «Лебедю», но и большому миру за его стенами. И бражники вспомнили об этом внешнем мире: о своих женах и детях, о соседях и друзьях, многие из которых все еще ничего не слышали о Воганах и молодом Армстронге. И вот – сначала по одному или по двое, а затем уже массово – клиенты начали отбывать восвояси. Марго поручала относительно трезвым сопровождать самых пьяных на тропе вдоль реки, чтобы они не свалились в воду.

Когда закрылась дверь за последним из них и зимний зал опустел, Джо начал подметать пол. Он был еще слаб и часто останавливался передохнуть, опираясь на метлу. Джонатан принес охапку поленьев. Когда он складывал их в дровницу рядом с камином, Джо подметил в раскосых глазах сына нехарактерное для него меланхолическое выражение:

– В чем дело, сынок?

Мальчик вздохнул:

– Я хотел, чтобы она осталась с нами.

Отец улыбнулся и взъерошил его волосы:

– Знаю, что тебе этого хотелось. Но у нее есть своя семья.

Джонатан отправился за следующей охапкой, но у двери остановился, так и не успокоенный.

– Неужели все закончилось, папа?

– Закончилось?

Джонатан внимательно следил за тем, как его отец склоняет голову набок и устремляет взор в тот темный верхний угол, который якобы служил ему источником новых сюжетов. Затем он снова взглянул на Джонатана и покачал головой:

– Это только начало истории, сынок. Все еще впереди.

Часть 2

Что-то не сходится

Сидя на краю помоста, Лили пыталась засунуть правую ногу в ботинок. Придержала рукой язычок, чтобы он не сползал под шнуровкой, но при этом чулок собрался полудюжиной морщин на пятке, не давая ей плотно прилечь к заднику. Она вздохнула. Ботинки никогда не были с ней на дружеской ноге. Вечно старались как-нибудь подгадить. То жали в пальцах, то натирали пятки; и, сколько бы сухой соломы она ни набивала в них по вечерам, утром они всегда были сырыми и холодными. Она вытащила ногу обратно, расправила чулок и приступила к следующей попытке…

Когда с надеванием обуви было покончено, Лили застегнула пальто и обмотала шею шарфом. Перчатками она не пользовалась за неимением таковых. На улице стужа быстро просочилась под худую одежонку и начала колоть ее кожу леденистыми иглами, но Лили не обращала внимания. Она давно к этому притерпелась.

Ее утренний ритуал никогда не менялся. Сначала она вышла к реке. В этот день уровень воды – не очень высокий, но и не низкий – соответствовал ее ожиданиям. Ни гневливого бурления, ни опасной, обманчивой вялости. Река текла себе мимо, без рева или напряженного шелеста, и не плевалась брызгами на подол ее юбки. Равномерный, спокойный, сосредоточенный на собственном движении поток не проявлял ни малейшего интереса к Лили и ее сухопутным делам. Она отвернулась от реки и пошла к сараю, кормить свиней.

Лили наполнила одно ведро зерном, а другое – пойлом с отрубями. В воздухе разлился сладковатый гнилостный аромат. Свинья, как всегда, приблизилась к невысокой перегородке и, задрав рыло, начала тереться о жердину. Лили почесала ее за ушами. Свинья довольно хрюкнула, глядя на нее из-под рыжих ресниц. Лили подняла ведра и, пошатываясь от тяжести, перенесла их к загончику с задней стороны сарая. Поочередно опорожнила ведра в кормушки и закрыла дощатую дверцу загона. Потом достала из кармана свой завтрак – наименее испорченное яблоко с верхней полки в сарае – и вонзила в него зубы. Почему бы не позавтракать тут же, за компанию? Первым наружу явился хряк – обычное дело, самцы всюду лезут вперед – и сразу зачавкал, уткнувшись рылом в корыто. Свинья вышла следом, все так же поглядывая на Лили, которая привычно задалась вопросом: что мог означать этот взгляд? Очень странный, почти человеческий, словно животное хотело что-то ей сообщить.

Лили доела мякоть яблока и незаметно от хряка зашвырнула огрызок подальше внутрь загона. Свинка бросила на нее последний взгляд, выражавший непонятно что – сожаление? разочарование? сочувствие? – а затем ковырнула пятачком грязь, и огрызок исчез в ее пасти.

Лили очистила ведра от остатков корма и отнесла их обратно в сарай. Небо совсем посветлело, и ей пора было отправляться на работу в дом пастора, но оставалось еще одно дельце. Переложив несколько поленьев в штабеле, она добралась до одного в третьем сверху ряду. Вроде бы самое обыкновенное полено, да только с тыльной стороны в нем было дупло, из которого Лили вытряхнула на ладонь несколько монет. Аккуратно восстановив поленницу в прежнем виде, она вернулась в дом и вынула из печной стенки незакрепленный кирпич, внешне неотличимый от остальных. За кирпичом имелся небольшой тайник. Она спрятала туда деньги, воткнула кирпич на место и удостоверилась, что он не выделяется на общем фоне кладки. Выходя, притворила за собой дверь, но не заперла ее – по той простой причине, что ни замка, ни ключа там не было. Все знали, что в доме Лили Уайт ничем стоящим не поживишься. Теперь можно было и уходить.