Пока течет река - [117]
– Да, я сейчас, только вот Пип никак не может дотянуться до слив…
– Он скорее будет сидеть голодным, чем потерпит нехватку чего-нибудь у детей, – сказала его жена Рите, подвигая блюдо со сливами в сторону сына и одновременно другой рукой накладывая хлеб и сыр на тарелку супруга, который в эту минуту уже находился за дверью кухни, где наливал в блюдце молоко для кошки.
Одна из дочерей начала расспрашивать Риту о разных болезнях и лекарствах, при этом выказав такую живость ума и понятливость, что Рита повернулась к ее матери со словами: «У вас подрастает будущая медсестра». А на другом конце стола дети засыпали Донта вопросами о фотографировании, управлении яхтой и езде на велосипеде.
Когда от еды остались только крошки, Донт заметил, что в помещении посветлело. Он подошел к двери и выглянул наружу:
– Камера еще на месте?
Рита кивнула.
– Тогда почему бы не воспользоваться этим просветом? Мистер Армстронг, как насчет фотографии фермера за работой? Сможет ваша лошадь простоять неподвижно десять секунд?
– Сможет, если я буду при ней.
Флит была выведена из конюшни и оседлана. Донт окинул взглядом небо. Армстронг сел в седло.
– Может, к этому добавить и кошку? – предложила Рита. – Где она?
Кошка была тотчас найдена, доставлена и вручена ее хозяину, на плече которого она уселась, довольно мурлыча.
Дети подхватили идею и на сей раз отправились за собакой. Старый пес послушно уселся между передними ногами лошади и уставился в объектив, как верный служака, пожирающий глазами начальство. И когда все уже было готово, Армстронг вдруг спохватился.
– Матильда! – воскликнул он. – Нельзя без Матильды!
Его средний сын крутнулся и рванул с места в карьер.
Тем временем туча, еще недавно казавшаяся неподвижной, начала медленно перемещаться. Донт наблюдал за ней с тревогой, то и дело поглядывая на угол дома, за которым скрылся гонец. Заметив, что туча ускоряется и скоро закроет солнце, он начал:
– Думаю, нам придется…
Но тут показался мальчик, который бегом нес что-то под мышкой.
Туча двигалась все быстрее.
Мальчик передал отцу вертлявый розовый комок плоти.
Донт скорчил гримасу:
– Слишком много движения.
– Она не будет двигаться, – заверил Армстронг. – Не будет, если я ей скажу.
Он что-то прошептал на ухо поросенку, в то время как кошка подслушивала, склонив голову набок. Потом он пристроил Матильду у себя под мышкой, и вся живая картина – человек, лошадь, пес, кошка и поросенок – застыла в абсолютной неподвижности на полные пятнадцать секунд.
Рита осталась на кухне с Бесс, пока сыновья Армстронгов помогали Донту переносить оборудование обратно на «Коллодион». Бесс все никак не могла насмотреться на фотографии, и Рита заглядывала ей через плечо. На семейном снимке девочка сидела на коленях одной из старших дочерей Армстронгов. Пятеро детей вокруг них не смогли сдержать улыбки, однако просидели смирно все заданное время выдержки. А недавно пополнившая семью девочка не улыбалась и смотрела прямо в объектив. Ее глаза, так удивлявшие всех своим неуловимым, переменчивым зелено-серо-голубым цветом, утратили это свойство на черно-белом фото, но ее фотографический образ все равно почему-то тревожил Риту, как ранее встревожило фото Амелии в лодке. Дитя на снимке казалось еще более отстраненным, ушедшим в себя, чем это было заметно при живом общении.
– Как по-вашему, она счастлива, Бесс? – произнесла Рита с сомнением в голосе. – Вы многодетная мать. Что вы думаете?
– Она охотно играет и бегает с другими детьми. У нее хороший аппетит. Она любит спускаться к реке, так что старшие дети каждый день ходят с ней на берег, и там она смотрит вдаль или плещется на мелководье. – Слова Бесс означали одно, но ее тон намекал на другое. – Но под вечер она очень устает. Гораздо больше, чем это бывает обычно, как будто для нее все вдвое утомительнее, чем для других детей. Исчезает ее внутренний свет, она становится вялой, но вместо того, чтобы уснуть, начинает плакать. И плачет без конца, а я никак не могу ее успокоить.
Бесс дотронулась до своей глазной повязки.
– Что с вашим глазом? Не могу ли я чем-то помочь? Я все ж таки медик. Позволите взглянуть?
– Спасибо, Рита, но в этом нет нужды. Я уже давно ношу эту повязку. Глаз меня не беспокоит, если я не смотрю им на людей.
– А что в этом такого?
– Порой мне не нравится то, что я вижу этим глазом.
– Что именно вы видите?
– Вижу людей такими, какие они есть. В детстве я думала, что любой человек способен заглядывать в душу другим людям. Я не знала, что замечаемые мною вещи на самом деле скрыты от глаз остальных. А людям не нравится, когда их видят насквозь, и у меня много раз были из-за этого неприятности. И я научилась держать при себе то, что видела этим глазом. Конечно, в том возрасте я могла понять далеко не все из увиденного, и это непонимание служило мне своего рода защитой, но чем старше я становилась, тем меньше мне все это нравилось. Когда знаешь слишком много, это становится тяжким бременем. В пятнадцать лет я сшила свою первую повязку и с тех пор ношу их постоянно. Разумеется, все думают, что я стесняюсь своего глаза. Они думают, что я скрываю под повязкой свое уродство, хотя на самом деле я предохраняю себя от созерцания их душевных уродств.
«Тринадцатая сказка» Дианы Сеттерфилд — признанный шедевр современной английской прозы, книга, открывшая для широкой публики жанр «неоготики» и заставившая англо-американских критиков заговорить о возвращении золотого века британского романа, овеянного именами Шарлотты и Эмили Бронте и Дафны Дю Морье. Дебютный роман скромной учительницы, права на который были куплены за небывалые для начинающего автора деньги (800 тысяч фунтов за британское издание, миллион долларов — за американское), обогнал по продажам бестселлеры последних лет, был моментально переведен на несколько десятков языков и удостоился от рецензентов почетного имени «новой „Джейн Эйр“».Маргарет Ли работает в букинистической лавке своего отца.
Впервые на русском – долгожданный новый роман Дианы Сеттерфилд, прославленного автора «Тринадцатой сказки», признанного шедевра современной английской прозы, который заставил критиков заговорить о возвращении золотого века британского романа, овеянного именами Шарлотты и Эмили Бронте и Дафны Дю Морье.В детстве Уильям Беллмен убивает из рогатки грача; невозможный, через все поле, выстрел тем не менее попадает в цель. Поступок этот вскоре забывается, но имеет непредсказуемые и трагические последствия через много лет, когда Уильям уже вырос, стал уважаемым человеком, счастливо женатым, с четырьмя детьми.
Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.
Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.
Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.
Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.