Пока течет река - [108]
На стене жилой комнаты над мастерской были размещены его любимые фотографии. Не в рамках, а просто пришпиленные кнопками. Сейчас он обводил их взглядом, пребывая в замешательстве. Существуют ли способы предотвращения беременности? Он знал, что существуют, но сомневался в их надежности. Кроме того, сам-то он хотел иметь детей… Рита недвусмысленно изложила свои взгляды на сей счет, и, хотя его это удивило – ведь он же видел ее привязанность к девочке, – Донт сознавал, что поступит неправильно, если попытается ее переубедить. У Риты были свои твердые принципы, и как раз это вызывало у него восхищение. Ожидать, что она поддастся его уговорам, было равносильно ожиданию, что она перестанет быть самой собой. Нет, она ни за что бы не изменилась – а это значило, что измениться должен был он.
Одну за другой он снял фотографии со стены, сверился со своим каталогом и распределил их по картотечным ящикам в мастерской. Забыть ее будет нелегко – он слишком долго всматривался в ее лицо, и такое «время выдержки» прочно зафиксировало ее образ в памяти. Даже личного общения с ней избежать не удастся, поскольку он был связан с историей девочки, частью которой была и Рита. Но он, по крайней мере, мог отказаться от встреч с ней наедине. И он решил, что больше не будет ее фотографировать. Он научит себя не любить ее.
Последствием этого мудрого решения стало то, что уже на следующее утро он передал мастерскую в ведение своего помощника, а сам взял фотокамеру, поднялся на «Коллодионе» вверх по реке и постучал в дверь ее дома.
Она встретила его слабой улыбкой:
– У вас есть новости о девочке?
– Нет. А вы что-нибудь о ней слышали?
– Нет.
Она была бледнее обычного, под глазами появились темные круги. Он выбрал для съемки ракурс в три четверти, оценил яркость света и решил, что двенадцати секунд выдержки будет достаточно. Рита села и приняла указанную им позу. Как всегда, она держалась очень естественно, не пытаясь что-то из себя изобразить. Ее взгляд был исполнен тоски. Должен был получиться великолепный портрет, передающий не только ее, но и его собственные чувства, однако Донт не ощущал обычного в таких случаях радостного предвкушения.
– Мне больно видеть вас такой печальной, – сказал он, вставляя в аппарат кассету с пластинкой.
– Да и у вас настроение не лучше, судя по всему, – ответила она.
Он нырнул под черное покрывало, открыл кассету и снял крышку с объектива. Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным во время работы.
Одна – он быстро присел, не позволив свету проникнуть в камеру.
Две – выскользнул из-под покрывала…
Три – обежал вокруг камеры…
Четыре – заключил Риту в объятия…
Пять – произнес: «Не плачьте, милая…»
Шесть – но его собственные щеки также намокли…
Семь – он поднял ее лицо навстречу своему…
Восемь – их губы нашли друг друга, но тут…
Девять – он вспомнил о фото и побежал…
Десять – обратно к камере…
Одиннадцать – нырнул под черное покрывало и…
Двенадцать – закрыл объектив.
Они отнесли фотопластинку на «Коллодион» и проявили ее в темной комнате. Потом оба мрачно воззрились на размытую фигуру Риты с наложением туманных пятен света и тени и намеком на какое-то призрачное, невещественное движение в кадре.
– Должно быть, это худшая из всех сделанных вами фотографий?
– Без сомнения.
И все же при красном свете им удалось разглядеть на снимке контуры своих объятий. Они не столько целовались, сколько прижимали губы к губам; это была не ласка, а торопливое соприкосновение. В одну и ту же секунду, словно по команде, они отстранились друг от друга.
– Я не в силах это выносить, – сказала она.
– Я тоже.
– Может, нам станет легче, если мы с вами не будем видеться?
Он постарался не уступить ей в честности:
– Думаю, да. В конечном счете.
– Что ж, тогда…
– …так мы и сделаем.
Больше сказать было нечего.
Она повернулась к выходу, и он открыл дверь каюты. В проходе она задержалась:
– А что там с визитом к Армстронгам?
– Каким визитом к Армстронгам?
– Я о фотосессии на их ферме. Я же записала это в ваш журнал. Во время ярмарки.
– А ведь девочка сейчас там.
Она кивнула:
– Возьмите меня с собой, Донт! Прошу вас! Мне просто необходимо с ней повидаться.
– А как же ваша работа?
– Оставлю на двери записку. Если кому-нибудь срочно понадоблюсь, они найдут меня у Армстронгов.
Девочка. Он уж думал, что больше ее не увидит, и вдруг выясняется, что у него запланирован выезд на ту самую ферме… Внезапно этот мир показался ему чуть менее невыносимым.
– Хорошо. Едем вместе.
Три пенса
«У нас еще будет возможность обсудить условия этого соглашения, – сказала Вогану фальшивая гадалка. – Я буду держать с вами связь». С той поры прошло уже шесть недель без каких-либо известий, но Воган знал, что рано или поздно это случится: удар будет нанесен. Посему он почти обрадовался, когда однажды за завтраком увидел перед собой на подносе конверт, подписанный незнакомым почерком. В письме назначалась встреча рано утром следующего дня в уединенном месте на берегу реки. Объявившись там в указанное время, Воган никого не застал и подумал, что прибыл первым. Но стоило ему остановиться на болотистой тропе, как из-за жидких кустов возникла фигура – худой человек в длинном и слишком широком для него пальто. Его лицо было скрыто полями низко надвинутой шляпы.
«Тринадцатая сказка» Дианы Сеттерфилд — признанный шедевр современной английской прозы, книга, открывшая для широкой публики жанр «неоготики» и заставившая англо-американских критиков заговорить о возвращении золотого века британского романа, овеянного именами Шарлотты и Эмили Бронте и Дафны Дю Морье. Дебютный роман скромной учительницы, права на который были куплены за небывалые для начинающего автора деньги (800 тысяч фунтов за британское издание, миллион долларов — за американское), обогнал по продажам бестселлеры последних лет, был моментально переведен на несколько десятков языков и удостоился от рецензентов почетного имени «новой „Джейн Эйр“».Маргарет Ли работает в букинистической лавке своего отца.
Впервые на русском – долгожданный новый роман Дианы Сеттерфилд, прославленного автора «Тринадцатой сказки», признанного шедевра современной английской прозы, который заставил критиков заговорить о возвращении золотого века британского романа, овеянного именами Шарлотты и Эмили Бронте и Дафны Дю Морье.В детстве Уильям Беллмен убивает из рогатки грача; невозможный, через все поле, выстрел тем не менее попадает в цель. Поступок этот вскоре забывается, но имеет непредсказуемые и трагические последствия через много лет, когда Уильям уже вырос, стал уважаемым человеком, счастливо женатым, с четырьмя детьми.
Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.
Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.
Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.
Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.