Пока смерть не обручит нас - [3]

***

Я хотела, чтобы мы побыли на Новогодние праздники вместе. Я мечтала о семейном ужине, елке, просмотре кинофильмов, как когда-то, когда он был просто Мишкой для всех, а не Михаилом Станиславовичем и на «вы».

Но он должен уезжать, у него новый серьезный проект с новозеландцами, и это принесет нашей семье большие деньги. Михаил Шеремет никогда не уступит и не сделает по-моему. Только, как он сказал, решил, надумал. Кого волнует мое мнение? Оно вообще у меня должно отсутствовать. У домохозяек верное мнение только «мужнино», а свое можно засунуть куда-нибудь очень и очень далеко. Именно тогда я поняла, что женщина всегда должна быть самореализована, иначе она просто придаток к мужчине. По сути – никто. Все эти домохозяйки с новыми шубами, машинами, квартирами на самом деле просто квартиранты на съемном жилье, с вещами, взятыми напрокат, и с жизнью такой же съемной и временной. Их в любой момент можно вышвырнуть. Но ведь никогда так не думаешь о себе. О себе всегда «я особенная», и «он меня любит», и «со мной так не поступят».

Пока не увидела его по телевизору. Да, по телевизору. Так смешно видеть собственного мужа не дома, а где-то на экране, в другом измерении и в другой Вселенной. Видеть, как он вышел из машины с другой женщиной, как положил по-хозяйски руку ей на бедро и что-то шепнул на ухо. В это никогда не хочется верить. Это ведь случается с кем-то другим, но только не с тобой. И ворох оправданий, ворох причин, которые на самом деле просто придуманы для себя лично. Потому что не хочется верить… Хочется верить ему. А его-то уже давно рядом нет, только этого не замечаешь сразу… И трезвеешь медленно в каком-то одурманивающем похмелье, с ужасом цепляясь за былое опьянение, потому что трезвость принесет с собой самую настоящую боль.

Но боль мне принес телефонный звонок. Когда увидела, что это номер врача, затряслись руки и колени. Надежда ослепила на какие-то мгновения и даже затрепыхалась под рёбрами.

– Да. Я вас слушаю, Георгий Владимирович.

– Мы получили результаты ваших анализов, собрали консилиум и…

– И что?

– К сожалению, мы ничего особо сделать и не сможем. Вы бесплодны.

Мне показалось, что только что мне всадили нож прямо в сердце по самую рукоять.

– А…а ЭКО? Вы говорили, что…

– Даже ЭКО. Только суррогатное материнство.

Я отключила звонок и сползла по стенке на пол.

Долго приходила в себя, глядя в одну точку… пытаясь собраться с мыслями и с силами. А мне кажется, что все стены навалились со всех сторон на меня и не дают дышать. Вот-вот раздавит. И срочно надо на улицу. Срочно надо свежего воздуха. Сбежала по лестнице, выскочила из подъезда и столкнулась нос к носу с Ириной Федоровной – моей свекровью.

– Ооо, Лизочка, а я к тебе.

– Ко мне?

– Да, к тебе. Миша на работе?

Я кивнула, глядя на холенное лицо матери Михаила, на ее массивную золотую цепочку на шее.

– Вот и отлично. Поговорим один на один.

– Вы…вы простите, мне некогда. У меня много дел сегодня. Давайте поговорим в следующий раз.

– Какие такие дела у тебя? Ты ж не работаешь?

Презрительно скривила тонкие губы.

– У человека могут быть дела кроме работы.

– Например, какие?

Я не собиралась перед ней отчитываться. Я вообще сейчас была на грани срыва, и нам нельзя говорить. Нельзя, или я скажу что-то лишнее.

– Простите, мне надо идти.

– Идти ей надо! Хорошо! Не хочешь впустить в квартиру, поговорим тут. Я пришла сказать тебе, чтоб ты оставила в покое моего сына! Чтобы перестала поганить ему жизнь и ушла с дороги! Ему нужна другая женщина! Та, что детей родить может! И ты, Лиза, должна была это и сама понять, а не цепляться за него и давить на жалость!

У меня перед глазами потемнело, и захотелось за что-то схватиться. Хотя бы за воздух. Это он ей так сказал? Сказал, что он со мной из жалости?

– Я… я его не держу!

– Держишь! И я знаю почему. Я даже могу тебя понять. Такой успешный мужчина, при деньгах, красивый, молодой. Где такая, как ты, найдет себе такого еще? И… я даже готова тебе кое-что предложить.

Я слушала ее молча, чувствуя, как расплываются пятна перед глазами и как бешено колотится в горле сердце.

– Здесь дарственная на двухкомнатную квартиру в центре города, кредитная карточка с очень круглой суммой. Я отдам тебе все оригиналы, когда ты подашь на развод с моим сыном!

Я медленно взяла из ее рук конверт и, глядя в ее маслянисто-голубые глаза, так же медленно его разорвала и швырнула обрывки ей в лицо. Развернулась и быстрым шагом пошла к машине.

– Дрянь! Сука бездетная! Эгоистка! Не нужна ты ему! Ты не женщина! Ты одно название!

***

Я тогда приехала к мужу в офис. Помню, как вошла в здание, оглядываясь по сторонам, и как на меня посматривали секьюрити и девочки в информационном центре. Когда я подала документы для пропуска в офисы, одна из работниц вздернула жирную бровь (теперь модно непременно жирные, да так, чтоб на пол-лба и над глазами карнизом нависли вместе с ресницами размера 5хххl) и беззвучно хмыкнула. Я гордо прошла мимо нее к лифту и поднялась наверх в офис мужа. Он был не один. С ним была ТА женщина в элегантном костюме кофейного цвета с узенькой юбкой и блузкой с шикарным декольте, с распущенными светлыми волосами, она сидела на краю стола и что-то показывала пальцем на разложенной карте. А мой муж… он стоял рядом с ней, чуть придерживая ее за локоть, и следил за ее кроваво-красным когтем. Еще никогда я не чувствовала настолько обжигающую ревность. Дикую и неуправляемую по своей силе. Вспомнила свое лицо в зеркале – без косметики с коротким хвостиком на затылке, одетая в свитер и в джинсы… Какая же я по сравнению с ней убогая. Теперь все женщины вокруг казались мне выше меня на тысячу ступеней. Они были самками, сильными, здоровыми, а я… я в свои двадцать восемь пустышкой, которая только выглядит как женщина.