Пока подружка в коме - [94]
О том, что она беременна от меня, она пока никому не рассказывала. Меган сидит в линялом шезлонге и, светясь, смотрит, как Джейн лопочет и гулит, – Джейн все еще очарована обретенным зрением и за две прошедшие недели ни разу не плакала. Ричард с шампуром-трезубцем в руке просто радуется тому, что его друзьям так хорошо.
– По-моему, что-то горит, – принюхавшись, говорит Лайнус. – Углеродом пахнет.
– Ой, как здорово, – вздыхает Пэм и вдруг восклицает: – Эй ты, Нептун хренов, жарь уже наконец!
Я смотрю на них сверху, издалека. На многие сотни миль вокруг них шашлычница – единственная светящаяся точка, если не считать зарева над языками лавы на склонах вулкана да небольшого лесного пожара к северу от Сиэтла. Обернувшись звездой, я все увеличиваюсь в размерах; наконец Меган замечает меня и говорит:
– Смотрите-ка! Спорим, это Джаред?
Через пару секунд я уже в их дворике; Меган улыбается и, показывая в мою сторону, говорит дочери:
– Эй, Дженни, поздоровайся с Джаредом.
Джейн что-то щебечет, совсем как птичка.
– Эй, Джаред, а ты есть можешь? – спрашивает Карен. – Есть сахарная вата. Залежалая немножко, но все равно вкусно.
– Нет, Кари, спасибо. Что касается еды, то я – пас.
– Тогда станцуем?
Карен вальсирует по двору, ее платье трепещет на ветру, глаза сверкают. Она так счастлива, так влюблена в этот мир!
– Может, лимонаду тяпнешь? – предлагает Гамильтон. – Ням-ням. Порошковый, конечно, но лимоном от него разит как от свежего.
– Нет-нет, Гамильтон, спасибо, но это тоже не по моей части.
Я отодвигаю миску с чипсами и присаживаюсь на старый пень, который отец Карен использовал в качестве разделочной колоды. Лайнус, еще не полностью прозревший, поднимает бокал и, взмахнув рукой примерно в моем направлении, говорит:
– Тост за Джареда!
Все радостно присоединяются к нему.
– За нашего чудодея!
Я аж краснею от смущения. Венди, принарядившаяся по случаю, самозабвенно кричит:
– Джаре-е-ед, приве-е-е-ет!
– Здорово, Венди. Отлично выглядишь.
Пауза, все молчат. Всё как раньше, как тогда, когда мы жгли костры на пляже Эмблсайд. И тогда, и сейчас огонь, угли оказывают на нас гипнотическое воздействие, призывают к молчанию.
– Ладно, ребята, теперь мне нужно поговорить с вами со всеми, – говорю я, и ко мне оборачиваются семь пар глаз (восемь – потому что ведь Джейн, да и Лайнус теперь все видят). – Так что вы уж меня послушайте.
Чуть слышно потрескивает костер – это вспыхивают летящие на огонь насекомые-камикадзе.
– Разговор будет нелегкий. Мне вообще тяжело говорить об этом. Касается же это всех вас.
– Всех? – переспрашивает Карен.
– Да. Всех вас. И даже если мне и дано теперь умение говорить более складно, чем при жизни, это вовсе не значит, что мне от этого легче. Так что прошу отнестись с пониманием, вот. А говорить я собираюсь о вашей жизни, о том, как изменить ее, и вас самих. О том, как делать выбор и принимать решения.
32. Суперсила
– Вы всё спрашивали, почему именно вам восьмерым было уготовано остаться в живых и наблюдать конец света. Объясняю: это потому, что всем вам дан особый дар. Огромный, но непонятный.
– Непонятный – это ты точно подметил, – говорит Карен.
– Дар, говоришь? – Гамильтон явно не испытывает доверия к сказанному мной.
– Ну да. Поймите: вам было дано увидеть, как пойдет ваша жизнь, если мира вокруг не станет.
Молчание. Все напряженно кусают губы.
– Это как в кино под Рождество, – говорит Пэм. – То, которое показывают из года в год в конце декабря. К восемнадцатому разу ты уже вынашиваешь его, как старую шмотку. Зато теперь ты в курсе, каким был бы мир, если бы тебя в нем не было.
– В чем-то ты права, – киваю я. – Только наоборот. Я ведь за вашей компанией присматриваю с того дня, как Карен очнулась. И слежу я за вами для того, чтобы понять, насколько другими вы стали в отсутствие внешнего мира.
– Но почему именно мы? – спрашивает Лайнус. – Ну почему, например, не индийский продавец риса, скажем, из Лахора, средних лет, вдобавок сифилитик и коллекционер беличьих чучел? – (Пауза.) – Или почему не какая-нибудь нигерийская девочка лет пяти, которую объединяет с остальным миром только перекрашенная в зеленый цвет кукла Барби, подобранная на помойке за финским посольством? Ты понял вопрос – почему именно мы?
– Почему вы? Обычно этот вопрос Джимми Стюарта из «Этой чудесной жизни»[30] никто не задает.
– Название-то в самую точку, – вставляет Пэм.
– Рекомендую взять на вооружение, – говорю я.
Ричард фыркает.
– Так ты что – шпионил за нами? – доходит до Меган (ох уж эти современные подростки! Такие мнительные…).
– Да нет же. Так, посматривал. А еще – заботился. Беспокоился. Волновался, как придурок последний.
– Что ж такого неправильного было у нас в жизни, что нам пришлось пережить эту чуму? – не унимается Лайнус. – Взять того же Джимми Стюарта, так у того хоть внутренний кризис был. А мы? Жили себе тихо, спокойно, ровненько так…
