Пока подружка в коме - [91]
– Нет. Упустил.
– Ну да, точно. Красиво было! А ты, значит, упустил и «новую волну», и альтернативный рок, и рэп, и хип-хоп. Шмотки стали уморительные носить. Зато в смысле машин – тут уж прогресс так прогресс.
– Между прочим, я не все, что тут у вас происходило, упустил. Не веришь? Хочешь, «лунную походку» изображу?
– Ты? Давай-давай, этого я пропустить не могу.
– Смотри.
Я по-джексоновски крадусь по дороге, а Ричард при этом надрывается от хохота. Я удивляюсь:
– Что-то не так?
– Да нет же, наоборот. Даже слишком хорошо.
– Ну ладно. А ты умеешь?
– Ой, нет, только не это.
Я опять подплываю поближе:
– Вот видишь? Я, оказывается, не так уж отстал от вашей жизни.
Мы идем дальше.
– Твою мать! – вырывается у меня. – Во что район превратился! Грязь, бардак, а?
– Самое трудное – привыкнуть к тишине. Вплоть до этой чумы, или как там ее, все улицы в окрестностях выглядели практически так же, как в тот год, когда ты умер. А теперь…
Мы проходим мимо поваленных деревьев, заросших вьюнком заборов. Вместо некоторых домов – обгорелые пни фундаментов. Вот птица – сидит на грудной клетке очередного скелета. Трещины в асфальте. Машины стоят как попало.
Собачий скелет, выбеленный солнцем и кислотными дождями.
– Пинбол, мир его праху. Доберман Вильямсов. Он бросился на Венди, но Гамильтон успел его пристрелить. Жаль пса. Он ведь не виноват, просто озверел от голода.
– Грустная история.
– Слушай, Джаред, рассказал бы ты мне кое о чем. Тогда, в семьдесят девятом, как все происходило для тебя? Я всегда хотел узнать, например, было ли тебе страшно ближе к концу, когда ты уже явно умирал там, в больнице. Ты выглядел таким спокойным, даже в последние дни, когда тебя со всех сторон подключили к каким-то аппаратам, благодаря которым ты только и мог дышать.
– Страшно ли мне было? Да до усёру. Не хотел я помирать! Я хотел пожить, увидеть будущее – что станется с людьми, которых я знал. Я хотел увидеть плоды прогресса – электромобили, контроль над загрязнением окружающей среды, новый альбом «Talking Heads»… Потом у меня выпали волосы, и я понял, что перешел черту. Пришлось просто держаться, чтобы не доводить родителей. Им и так паршиво пришлось.
Ричард мыслями где-то далеко.
– Ты часто думаешь о смерти? – спрашиваю я его.
– Часто ли? Да я о ней только и думаю. А как иначе-то? Ты посмотри вокруг.
– И что ты надумал?
– Смерть не так пугает меня. Я ведь уже могу себе представить, что после смерти встречусь со всеми, кого знал раньше, – куда бы они ни попали после того, что случилось. Но будь я на твоем месте тогда, в школьные годы, – не знаю, удалось бы мне держаться так достойно, как ты. Кто знает, я, может быть, выл бы, орал, вымаливал еще хоть чуточку времени, пусть даже на этой старой посудине – на планете, где нас угораздило родиться и жить.
– Нравится тебе здесь?
– Нет. Но я при этом жив.
– Этого достаточно – быть живым?
– Это то, что у меня есть.
– Ричард, скажи мне честно… Только честно, потому что по-другому нельзя: я ведь как-никак посланец небес.
– Заметано.
– Я и Карен – мы были для тебя предлогом, чтобы не жить своей собственной жизнью? Ты ведь выключился из жизни, совсем.
Вопрос оказывается явно болезненным, но Ричард, выждав паузу, берет себя в руки, и на его лице появляется выражение: «В конце концов, почему бы и нет».
– Да, это так. Я действительно самоустранился. Но при этом оставался законопослушным гражданином: выносил мешок с мусором к приезду машины каждый вторник, принимал участие в выборах, ходил на работу…
– В глубине души ты ощущал пустоту такой жизни?
– Было дело. Но – самую малость Ну что, доволен ответом?
– Перестань. Пойми, это нужно. Мне нужно понять, какие вы все.
– Учти, я перестал самоустраняться с тех пор, как Карен проснулась.
– Да, это верно.
– А обязательно об этом, Джаред? Давай обсудим кого-нибудь еще: соседей, друзей, знакомых.
– Всех, кто тут есть, я сегодня уже видел, со всеми поговорил. Ты последний. Самый лакомый кусочек я приберег на закуску, самого старого друга.
– Я польщен. Какая честь!
Мы идем дальше, доходим до Сент-Джеймс-плейс и приближаемся к бывшему моему дому – неказистой хибаре в полтора этажа, небесно-голубого цвета. По правую руку – следы пожара. Сгорел дом соседей. Пепел и угли совсем свежие.
– Пожар был недели три назад, – говорит Ричард и добавляет: – Молния.
Мы останавливаемся перед калиткой.
– Ну вот, Джаред. Твой дом. Зайти не хочешь?
– А можно? Я в том смысле, что я-то хочу, но вот… если ты пойдешь со мной. Что-то мне боязно одному…
– Что? Ты же призрак, чего тебе мертвецов-то бояться?
– Ну, вот так получилось. Неправильное я какое-то привидение в этом смысле.
– Ладно, привыкнешь еще. Все привыкли. Гамильтон их протёчниками называет.
На лужайке перед домом трава по колено, декоративные кусты побурели и высохли. Плющ уцелел, его зеленые пряди разрослись и загородили входную дверь. На замок она не заперта. Ричард нажимает на ручку, дверь подается, из-за нее вырывается поток теплого воздуха. Он несет с собой противнейший запах – что-то вроде аммиака. Ричард морщится и спрашивает:
– Ну что, не передумал?
– Пойдем, прошу тебя.
Внутри время словно остановилось.
«Мы живем незаметной жизнью на периферии; мы стали маргиналами – и существует масса вещей, в которых мы решили не участвовать. Мы хотели тишины – и обрели эту тишину. Мы приехали сюда, покрытые ранами и болячками, с кишками, закрученными в узлы, и уже думали, что когда-нибудь нам удастся опорожнить кишечник. Наши организмы, пропитанные запахом копировальных машин, детского крема и гербовой бумаги, взбунтовались из-за бесконечного стресса, рожденного бессмысленной работой, которую мы выполняли неохотно и за которую нас никто не благодарил.
Первый роман Коупленда, которому удалось превзойти успех двух его легендарных произведений — «Поколения Х» и «Рабов Майкрософта»! Книга, в которой культовый писатель ломает все представления о своем «стиле и почерке» — и дерзко врывается на новую территорию! Как? Красиво!!! «Фирменный коуплендовский юмор, помноженный на весьма необычный сюжет... оригинально и весело!» Village Voice «Невероятный коктейль из насилия, юмора, фантасмагории и пародийной мистики, который буквально валит читателя под стол!» San Francisco Chronicle«Возможно, первая из великих книг третьего тысячелетия!» Kirkus Reviews«Зло, трогательно, умно… и невероятно смешно!» Tribune.
“Оставь надежду всяк сюда входящий”… Эта надпись не висит над дверями отдела с выразительным названием “Джей-Под”, расположенного под самой крышей многоэтажного архитектурного кошмара, бесчисленные обитатели которого занимаются дизайном компьютерных игр… А зря… Потому что шестеро “джей-поддеров” живут в аду. Их мучают злобно и изощренно. Над ними измываются все — начальство и коллеги, маркетологи и программисты. Они — самые жалкие из жертв “корпоративных джунглей”. Но однажды один из “джей-поддеров” решает превратиться из жертвы в хищника…
Дебютный роман Дугласа Коупленда, выросший из редакционного задания ванкуверского издательства – но в итоге вместо документального исследования получилось произведение, ставшее одним из самых культовых произведений ХХ века. Роман о маргиналах, покидающих свои уютные дома и обустроенные офисы, чтобы начать новую жизнь, наполненную неизведанными ощущениями и свежими эмоциями.
Новый роман от легендарного автора двух «летописей времен» — «Поколения X» начала девяностых и «Рабов „Майкрософта“ — конца девяностых. Какими станут для него двухтысячные?…
Новый роман культового писателя Дугласа Коупленда.Черный юмор, тонкая ирония, поразительная смесь реального и фантастического.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Липучка — рыжий суперкотенок с IQ около ста шестидесяти, который научился понимать человеческую речь. Липучка был теперь человеком практически во всех отношениях, кроме телесного. Например, он держал в голове набросок первых двадцати семи глав книг «Пространства-времени для прыгуна». Но однажды шерсть на загривке Липучки встала дыбом — в комнату крадучись вошла Сестренка. Она казалась худой, как египетская мумия. Только великая магия могла побороть эти жуткие проявления сверхъестественного зла.
Профессор обрадовался, что стал первым жителем Земли, выбранным для официального контакта с инопланетянином. Житель Марса заранее подготовился к встрече, выучил английский язык, а прибыв в квартиру профессора, сразу огорошил его вопросом: «Где это находится?». Дальнейшие события развивались непредсказуемо и едва не довели семью профессора до инфаркта.
Фрэнсис Легран был знаменитым актёром. За свою жизнь он сыграл множество театральных ролей и умер знаменитым. Последние пять лет жизни он провёл затворником, создавая коллекцию своих портретов, статуй, фотографий, бюстов, эскизов и т. п. — всего набралось 237 штук.Спустя некоторое время после смерти старика в дом, где хранится коллекция и живёт вдова, приезжает сын актёра — неудачник и алкоголик. Пока был жив отец, над сыном всегда висел его авторитет и воля. Жизнь молодого человека не сложилась. Однажды, когда матери не было дома, парень напился в очередной раз и портреты отца заговорили с ним…
Дамы зачастую — причины столновений мужчин. И вот опять этот запах духов, скрип стула возле стойки и едва слышный вздох. Ей около двадцати, у неё золотистые волосы. Она всегда носит черное платье. Но она не совсем обычная девушка, да и парень рядом с ней — не Джеф ли?
«Дикие мальчики, или Книга мертвых», первый роман «лондонской» трилогии, куда входят также «Дезинсектор» и «Пристань святых», повествует о группе подростков-мародеров, терроризирующих города Северной Африки. В гротескном, романтичном, кошмарном шедевре Берроуза технологии, плоть и насилие проникают друг в друга, сливаясь в вакханалии взаимного уничтожения. Это произведение вдохновило группу Duran Duran на создание одноименной знаменитой песни с альбома «Arena». Книга содержит нецензурную брань.
Книга-сенсация. Книга-скандал. В 1966 году она произвела эффект разорвавшейся бомбы, да и в наши дни считается единственным достоверным исследованием быта и нравов странного племени «современных варваров» из байкерских группировок. Хантеру Томпсону удалось совершить невозможное: этот основатель «гонзо-журналистики» стал своим в самой прославленной «семье» байкеров – «великих и ужасных» Ангелов Ада. Два года он кочевал вместе с группировкой по просторам Америки, был свидетелем подвигов и преступлений Ангелов Ада, их попоек, дружбы и потрясающего взаимного доверия, порождающего абсолютную круговую поруку, и результатом стала эта немыслимая книга, которую один из критиков совершенно верно назвал «жестокой рок-н-ролльной сказкой», а сами Ангелы Ада – «единственной правдой, которая когда-либо была о них написана».
Кто бы мог подумать, что, умерев, я стану настолько известной личностью! Газеты, телевидение и радио в один голос твердят, какой лапочкой я была, какую идеальную дочь потеряли мои родители – самый известный продюсер Голливуда и актриса № 1 «фабрики грез». Как же это получилось, что незаметная, стеснительная девочка с прыщами, подростковыми комплексами и лишним весом сделалась всенародной любимицей и объектом культа, и зашло это сумасшествие настолько далеко, что теперь моим именем называется рукотворный остров – прибежище тысяч адептов новой религии, стремящихся любой ценой попасть в рай?Конечно, это происки нечистого – обманщика, шарлатана и мастака манипуляций!Но зря, как говорится, связался черт с младенцем…
Все мы – рабы собственных инстинктов, и, зная это, нами легко манипулируют политики, журналисты, маркетологи. Линус Максвелл – один из таких манипуляторов. Кто же он, человек с тысячью лиц, – промышленник, ученый, филантроп, секс-гуру?Создавая новую линию товаров для женщин «До самых кончиков», он бросает вызов общественным идеалам и ставит во главу угла чистый гедонизм. Как далеко он готов зайти в своей одержимости совершенством?Чак Паланик, известный ниспровергатель основ современного западного мира, в своих произведениях все ставит под сомнение.