Пока не видит Солнце - [30]

Выбора у меня не было: после суда я осталась жить у тетки Тихони. В тюрьму на свидание к нему пускали только родственников, поэтому единственным способом общения были письма. Какими же ласковыми и нежными они у нас были! Он просил меня дождаться его, как будто я могла поступить по-другому. Я сохранила его письма – все до единого. Перед тем, как лечь спать, я перечитывала их снова и снова.

Чтобы хоть как-то отблагодарить Светлану за кров и еду, я помогала по хозяйству и выполняла ее поручения. Она научила меня готовить и, конечно же, каждый день я упражнялась в шитье.

Вскоре Светлану понизили в должности и лишили партбилета. Денег нам не хватало, и она стала брать заказы на пошив одежды домой, а я помогала ей. Она научила меня правильно снимать мерки и делать выкройки.

Прошла еще неделя, мое состояние ухудшалось с каждым днем. По утрам меня так тошнило, что я не могла завтракать. Я осунулась, похудела и постоянно находилась в депрессивном настроении. Свое состояние я объясняла разлукой с Тихоней.

Как-то раз Светлана подозвала меня к себе и сказала: «Отведу тебя сегодня к гинекологу, у меня подозрение, что ты беременна». Я испугалась не на шутку. За свои пятнадцать лет я не была у врача ни разу, тем более у гинеколога… Я так боялась, что, идя с ней в поликлинику, дрожала, как осиновый лист на ветру.

Подозрения Светланы подтвердились: врач сказал, что я беременна!

Срок двенадцать недель…

Мы вышли на улицу, и она начала меня поздравлять, сказала, что это великое счастье – стать матерью, но я ее оптимизма не разделяла. В тот день Светлана призналась, что бесплодна и что именно из-за этого ее бросил муж.

Когда мы пришли домой, я не смогла больше сдерживать слез. Светлана начала меня расспрашивать, но я просила оставить меня в покое. Всю ночь я не спала, в голове вертелся только один вопрос: кто отец ребенка? И чем больше я думала, тем меньше сомневалась. Я была уверена, что это ребенок Жанабая. Он снова начал преследовать меня во снах. Глумился и издевался надо мной, а, проснувшись утром, я еще долго слышала его громогласный и надменный смех.

Так прошла еще неделя. Я продолжала чахнуть, и от одной мысли, что ношу под сердцем ребенка насильника, начала медленно сходить с ума. Светлана, конечно, все это замечала и решила со мной поговорить. Она спросила, что меня беспокоит? А я, задыхаясь от слез и стыда, не могла вымолвить ни слова. Ведь я тогда была уверена, что в изнасиловании виновата сама, что я как-то ненароком спровоцировала мужчину, который месяцами не видел женщин. В конце концов, я рассказала ей о своей трагедии и объяснила нежелание вынашивать ребенка. Она сказала, что все равно нужно рожать: даже если мне этот ребенок не нужен, его можно отдать на усыновление. Но я была непреклонна – аборт, и точка.

В семидесятые годы аборты в пятнадцать лет официально не разрешали, у меня не было даже паспорта. На процедуру должны были дать согласие близкие родственники – мать или отец. А если бы мы заявили об изнасиловании, завели бы уголовное дело. Ситуация казалась безвыходной, но однажды к Светлане зашла ее подруга – та самая гинеколог, которая меня обследовала. Она была в курсе моей ситуации с документами и предложила за деньги взять метрики девушки, которая умерла в больнице. Родственников у покойницы не было, она выросла в детдоме. По возрасту она была старше меня на два года, звали ее Тамара.

Так из Венеры Курмангалиевой я стала Тамарой Золотаревой. День рождения у Тамары был двенадцатого марта, и с того момента я стала праздновать именно эту дату».

В дверь подсобки осторожно постучали, затем она со скрипом приоткрылась и в проеме показалась голова Лили. По лицу подруги Клара поняла, что она не одна, и тут же спрятала дневник.

– К тебе пришли, – с опаской произнесла Лиля и отрыла дверь шире.

Клара увидела Уварова: тот с хмурым выражением стоял у окна, заложив руки за спину.

– Все в порядке, я попросила его помочь перевезти к тебе вещи, – вполголоса успокоила Клара подругу.

Глаза Лили на секунду вспыхнули, взгляд стал игривым и лукавым. Она многозначительно улыбнулась и поспешила к кассе.

Выходя навстречу Уварову, Клара заметила перемену в его настроении: взгляд следователя стал жестким и недоверчивым. Лиля рассказала ему, что Клару чуть не сбила машина. На пару секунд Уваров выразил беспокойство, но затем снова помрачнел.

– Ровно в семь, как я и обещал, – нетерпеливо произнес он, указывая на наручные часы.

– Спасибо, – вежливо ответила Клара и пошла следом за ним к машине.

– Что готовить на ужин?! – крикнула Лиля ей вслед и лукаво добавила: – Мы будем вдвоем или ты ждешь кого-то в гости?

– Вдвоем, – уверенно ответила Клара и вышла из магазина.

Лиля подбежала к окну, приоткрыла жалюзи и стала наблюдать за отъезжающей машиной, но тут за спиной прозвучал мужской голос:

– А специальные заказы вы принимаете?

Она вздрогнула и медленно повернулась. Перед витриной вполоборота к ней стоял мужчина в черном пальто и шляпе. Тело Лили сковало ужасом – не потому, что она не заметила, как мужчина вошел, а потому, что в стеклянной витрине не было его отражения!