Пока не видит Солнце - [19]

– Загадочные существа эти женщины. Можно прожить с ними всю жизнь и так и не познать их.

Почувствовав неподдельный интерес к собеседнику, Уваров хотел пересесть к нему за столик и продолжить беседу, но в этот момент в зал вышла официантка с упакованной едой и протянула пакет следователю.

– Большое спасибо, – поблагодарил ее Уваров и, обращаясь к мужчине, добавил: – Мне кажется, женщины сами себя толком не понимают.

Ответа не последовало, и он обернулся к соседнему столику. Но в зале никого, кроме официантки, не было. Уваров обомлел. Он быстро осмотрелся по сторонам и, повернувшись к официантке, спросил:

– Вы видели здесь мужчину?

– Нет. Вы были сегодня первым посетителем, – ответила она в недоумении и с опаской отступила от него на два шага.

– Здесь за соседним столиком только что сидел мужчина в черном пальто и шляпе. Он курил сигарету.

– Не было здесь никого, и в головных уборах у нас запрещено, – твердо заявила официантка и добавила: – Проверьте свои нервишки, они у вас шалят. Сегодня галёлики, а завтра что? Пойдете топиться?

Слова женщины ввели следователя в еще больший ступор. Он сразу вспомнил про утопленника и нервно сглотнул. Глаза его расширились от удивления. Официантка пересчитала деньги и надменно спросила:

– Сдачу вам нести?

– Нет, не надо, – еле выдавил из себя Уваров и, взяв пакет с едой, пошел к выходу.

– Хм. Женщины, видите ли, себя не знают, зато мужики свои две извилины выучили наизусть – водка да молодка, – проворчала официантка ему вслед и спрятала чаевые в карман накрахмаленной блузки.

* * *

Кучевые дождевые облака заволокли все небо. Ветер усилился. Очередной вихрь, словно небесный дворник, собрал с дороги мусор и понес свою добычу в известном одному ему направлении. Мимо Клары проносились целлофановые пакеты, обрывки газет, листья и обломки веток. Где-то совсем близко молния прорезала облака, а затем ударил гром такой силы, что она вздрогнула и с опаской посмотрела на небо. Клара ускорила шаг и после очередной сотрясающей все вокруг канонады перешла на бег. Мысленно она себя укоряла за то, что, разделив безразличие мужа, не отдала следователю тетрадь сразу – из-за этого ее слова воспринимались Уваровым с настороженностью и недоверием. В его взгляде она читала немой укор и сама не понимала, почему для нее так важно, чтобы он ей доверял. Через несколько дней она с семьей уедет, и вся эта история останется в прошлом. Но ведь нет, вопросы Уварова о родимом пятне вызвали в ней бурю эмоций и, в первую очередь, стыд.

Темнота выиграла схватку у света, и все вокруг погрузилось в полумрак. Когда впереди мелькнули отблески неоновой вывески цветочного салона, Клара с облегчением вздохнула. Запыхавшись, она подбежала к магазину, с минуту восстанавливала дыхание и только потом распахнула дверь. Перед кассой стояла женщина лет тридцати в кашемировом пальто и придирчиво оценивала выбранные хризантемы. Лиля бросила на Клару мимолетный взгляд и продолжила заворачивать огромный букет в декоративную бумагу. Клиентка в такт кивала головой, как бы поощряя собственный выбор, и то и дело поправляла листья, мешая Лиле закончить свою работу. Наконец-то клиентка убедилась, что все в полном порядке, и отсчитала деньги.

Клара стряхнула с волос сухие листья и, поправив прическу перед зеркалом, зашла в тесную подсобку и с облегчением опустилась на табурет. В следующее мгновение на ее коленях уже лежал дневник. Она бережно поправила загнувшиеся уголки на страницах и откинула выбившуюся из хвостика прядь волос за ухо.

Проводив клиентку, Лиля заглянула в подсобку и спросила:

– Ты чего такая возбужденная? Случилось что?

– Мне нужно кое-что прочитать. Ты можешь сделать так, чтобы мне никто не мешал?

– Конечно, – ответила Лиля и удивленно посмотрела на подругу, – ты же должна была пойти домой собирать вещи.

– Позже. Я должна кое-что изучить, – возбужденно произнесла Клара и добавила: – Это важно.

– Хорошо, хорошо, не буду тебе мешать, – услужливо ответила Лиля и вернулась к кассе.

Прикрыв дверь подсобки, Клара продолжила чтение.

«Я лежала в своей юрте много часов, избитая, поруганная, сломленная. Любое движение приводило к невыносимой боли. В одно мгновенье из рая я прямиком отправилась в ад (Интересно, почему я так часто говорю о рае и аде?). Голова раскалывалась от многочасовых рыданий. Тело ломило от побоев, под левым глазом стремительно набухал кровоподтек, но больше всего болела душа. Я не знала, что мне делать. Как сказать Тихоне? Не знала, как посмотреть любимому в глаза. Я чувствовала на своем теле грязь, которую невозможно смыть водой и отскоблить мочалкой. В первую же разлуку с любимым я отдала свое тело на поругание.

Начало светать, и я услышала лошадиный топот. Сердце забилось так быстро, что казалось – еще мгновение, и оно вырвется из груди. Тихоня спрыгнул с лошади и зашел в юрту. Мне был слышен каждый его шорох. Я лежала, свернувшись калачиком, прикрывая лицо руками. Зашелестел бумажный сверток. Он подошел ко мне и лег рядом, хотел обнять за талию, но я сильно дернулась и заплакала. Тихоня спросил, что случилось, но мой плач перешел в истерику и он вскочил на ноги, попытался меня развернуть и увидел кровоподтек под глазом. Он встал как вкопанный и через минуту спросил, кто это сделал. Я не отвечала. Мне стало страшно: впервые я поняла, насколько мы оба беззащитны и уязвимы в этой ситуации. Мы оказались среди людей, у которых нет ни чести, ни принципов, ни совести.