Пока мы не стали незнакомцами - [61]

— Да? — Я чуть не задохнулся.

Она встретилась со мной взглядом.

— Да. Но не так, как любила тебя.

— Грейс…

— Какого хера случилось, Мэтт?

— Я больше не знаю. Думал, что знал. Элизабет недавно сказала мне, что отправляла тебе письмо.

— Я получила какое-то от тебя, может, в девяносто девятом или в двухтысячном году. Все остальные мои звонки и письма остались без ответа.

— То письмо написала Элизабет, не я. Клянусь богом, Грейс, я бы никогда не стал игнорировать твои звонки.

— Ну, хорошо. — Ее голос стал невероятно тихим, робким. — Уже слишком поздно, разве нет?

— Почему? Почему это слишком поздно?

— Я бы сказала, пятнадцать лет — это довольно много. С нами столько случилось и…

Я сжал ее руки.

— Давай съедим по куску пирога или блинчики, что угодно, как мы делали раньше.

— Ты с ума сошел?

— Именно, — ответил я невозмутимо. — Нам нужно уйти отсюда.

— Не знаю… — Она забрала свои руки.

Я посмотрел на часы.

— Завтрак на ужин?

Она провела рукой по лицу и села ровно, создавая между нами расстояние. Я не мог сказать, обдумывала ли она идею или размышляла о том, как поделикатнее отказать. Я изучал ее глаза, и Грейс улыбнулась.

— Идет. Я пойду с тобой при одном условии.

— Что же это, Грейси? — Она расхохоталась, услышав прозвище, и ее глаза снова стали слезиться. — Прошу, не плачь, — сказал я.

— На какое-то время мы должны забыть, кто мы друг другу. Никаких разговоров о прошлом. Таково мое условие.

— Согласен! — Я бросил на стол кучку наличных, схватил ее за руку и потащил к двери. Но прежде, чем уйти, я повернулся к ней. — Стой. Давай сначала по шоту. Мы молоды, город в нашем распоряжении, тебе не нужно завтра рано вставать, чтобы учить, а я не стал козлом для жены.

— Давай. Почему бы и нет?

Ее щеки порозовели. Внезапно она стала казаться счастливее, моложе. И хотя я пообещал, что мы не заговорим о прошлом, я не мог противиться ощущению, словно мы отправились путешествовать в лучшие дни наших жизней.

Мы оба опрокинули по рюмке текилы, покинули бар и нашли круглосуточную кафешку.

— Думаю, я хочу пирог, — сказал я, пока мы пялились на холодильную витрину.

— И я. Хочешь, разделим кусочек?

— Лучше давай разделим два куска, — ответил я, практически бросая ей вызов.

— Грязные разговорчики. Мне это нравится. Тогда давай кусок с шоколадным кремом и…

— Кусок с арахисовым маслом?

— Идеально. Я съем этот пирог до последней чертовой крошки.

Боже, я люблю ее.

— И я тоже, — отозвался я.

Мы сделали заказ и сели на диван, обтянутый зеленым винилом. Грейс начала обводить блестки на поверхности стола.

— Итак, как Александр, как твой отец и Регина?

— Замечательно. Отец никогда не уйдет на пенсию. Они с братом партнеры в одной фирме. У Александра и Моники два ребенка и огромный дом на Беверли-Хиллс. Регина все такая же, только лицо еще более подтянутое.

Грейс рассмеялась, но затем ее улыбка испарилась.

— Мне правда грустно слышать такое о твоей маме. Она мне нравилась. Казалось, мы были родственными душами.

Я мысленно вернулся в те дни, когда потерял маму. Она спрашивала, что случилось с Грейс, а я ей отвечал, что просто не сложилось. Меня смутило, что мама вспомнила о Грейс через столько лет. Она не подозревала о том, что у нас с Элизабет были проблемы, но как будто хотела дать мне знать, что все еще думает о Грейс. Думаю, она тоже думала, что они с Грейс родственные души. Элизабет никогда не была близка с моей матерью, даже спустя десять лет после знакомства. Один визит, и Грейс осталась в сердце мамы навечно.

— Ага. Она ушла в покое. Папа даже пришел проведать ее перед смертью. Это было душераздирающе, ведь, несмотря на все, через что они прошли… она все еще любила его. Именно поэтому она никогда не вышла замуж снова. Думаю, когда все стало неважно, и он увидел ее на пороге смерти, то тоже чувствовал любовь. Во всяком случае, так он сказал ей. Даже если он не любил ее, мама умерла с верой. Я стал уважать его даже больше.

— Я могу это понять, — сказала Грейс, словно отталкиваясь от собственного опыта.

Я глубоко вдохнул.

— Давай поговорим о чем-то более радостном.

— Я следила за твой карьерой и знаю, что ты получил Пулитцера. Это потрясающее достижение, Мэтт. Мои поздравления.

— Спасибо. Это было неожиданно, да и тяжело им гордиться, наверное, потому что я был в по-настоящему кошмарном месте.

— Это было до того, как заболела твоя мама, верно?

— Да. Она видела, как я получал награду. Они с отцом сильно гордились мной.

Грейс было очень интересно, она была необыкновенно сострадающей¹⁶. Я уж думал, что сам все для себя выдумал. Но как же ее имя ей подходило. Насколько реальной, прекрасной и искренней она была во плоти. Все это время я рассматривал фотографии и мечтал обнять ее, прикоснуться к ней, ну или просто увидеть лично, своими глазами, в цветах, — и вот она была здесь, и именно такой, какой я ее помнил.

Куски пирога стояли между нами не тронутые. Я отрезал кусочек, поддел его вилкой и поднес к губам Грейс.

— С пирогом все лучше.

Она откусила от кусочка, а я не мог оторвать глаз от ее рта. Я облизал губы, размышляя о том, какая она на вкус, каково было целовать ее.

— Та-а-а-а-ак вкусно.