Пока «ГРОМ» не грянул. На Берлин в 1941 году - [31]

– Допустим, – сказал Черчилль и выпустил изо рта еще один клуб дыма. – Значит, Сталин решил все-таки подождать и посмотреть, чем закончатся наши переговоры с Гессом. Кстати, как там наш пленник, вы обеспечили ему хорошие условия?

– Вполне комфортабельные. Гесс живет на нашей загородной вилле, в тридцати милях от Лондона. Мы, конечно, не позволяем ему видеться с кем-нибудь, кроме наших сотрудников, но регулярно снабжаем газетами, разрешаем слушать радио и гулять в саду. Думаю, у него нет причин жаловаться. Многие англичане живут гораздо хуже.

– Он по-прежнему добивается встречи со мной?

– Да, с вами или с кем-нибудь из влиятельных членов парламента. Кстати, его активно поддерживают герцог Гамильтон и лордБедфорд.

– Знаю, – отмахнулся Черчилль, – они уже несколько раз звонили мне и требовали, чтобы я выслушал Гесса. Якобы у него есть весьма заманчивые предложения…

– Насколько они заманчивы, сэр?

– По сути, нам предлагают почетную капитуляцию, возвращение к довоенному статус-кво. Но мы должны сдать наших союзников, Францию и Польшу, а заодно вернуть Германии все колонии, утерянные по Версальскому договору. А потом начать совместную войну против России.

– Но это же безумие, сэр…

– То же самое я сказал сэру Гамильтону. Но он ничего не хочет слушать – мир немедленно, причем на условиях Гитлера. Гамильтон знает, что я никогда не пойду на это, поэтому хочет поднять вопрос о моей отставке. Но я надеюсь удержаться. Я так привык к этому креслу, – Черчилль похлопал рукой по широким подлокотникам, – что мне будет жаль с ним расстаться. По крайне мере, до тех пор, пока идет война с Германией. А там посмотрим. Боюсь, кливденской банде придется подождать.

– Вы по-прежнему рассчитывается, что России вступит в войну с Германией?

– Разумеется.

– А если Сталин передумает и заключит Пакт четырех?

– Тогда я немедленно подам в отставку и удалюсь в свое имение. Буду выращивать розы и ждать, когда немецкие войска вторгнутся на наше побережье. И молить Бога, чтобы он дал нам силы выстоять. И, думаю, не я один буду просить Всевышнего об этом.

Берлин

7 июня 1941 года

Рейхсканцерярия

– Итак, наш план удался, – Гитлер возбужденно прошелся по кабинету, он был явно в хорошем настроении. – Большевики поверили в миссию Гесса и отложили наступление на середину июля. Как я, впрочем, и ожидал… Можно сказать, наша партия почти выиграна, осталось сделать всего несколько ходов. Откуда пришла информация? – фюрер обратился к адмиралу Канарису.

– Из Лондона, от нашего человека в Форин офис, – ответил глава абвера, – сомнений она не вызывает.

– Отлично, – сказал Гитлер и повернулся к рейхсфюреру, – а ваш человек так же компетентен, Генрих? Откуда у вас такие сведения?

Гиммлер быстро взглянул на Канариса, а потом произнес:

– От одного из моих агентов, но я бы не стал называть его имя. По крайней мере сейчас.

Канарис чуть заметно улыбнулся – он был прекрасно осведомлен, от кого информация попала к рейхсфюреру.

– Оставьте ваши секреты при себе, – махнул рукой Гитлер, – они меня не интересуют. Мне важно знать, не изменит ли Сталин своего решения еще раз. До начала "Барбароссы" осталось ровно две недели, нужно соблюдать осторожность. Русские должны быть уверены, что мы еще не готовы к войне. Гесс прекрасно сыграл свою роль, теперь ваш черед, господа, исполнить свои арии. Какие будут предложения?

Гиммлер давно ждал этот вопрос и сразу же перешел к делу.

– Мой фюрер! Я предлагаю провести еще одну кампанию по дезинформации, на сей раз с помощью нашего посла в Москве, графа фон Шуленбурга. Всем известно, что он симпатизирует русским и является противником войны с Советами. Фридрих считает, что это будет катастрофой для рейха.

– Мне известны его взгляды, – отмахнулся фюрер. – Но Шуленбург забыл, что я не собираюсь воевать до зимы, кампания будет закончена к ноябрю. Впрочем, простите, я вас перебил…

– Поэтому мне кажется, – продолжил Гиммлер, – что если Шуленбург встретится с Молотовым и предупредит его о готовящемся нападении, то ему поверят. Дату можно назвать подлинную – 22 июня. А мы тем временем предпримем шаги к компрометации Шуленбурга. Скажем, вызовем его в Берлин и представим к ордену. Русские невольно задумаются: за какие заслуги послу дают столь высокую награду? Не за то ли, что он морочит нам голову? А что, если переданная им информация – фальшивка? И тогда все последующие сообщения о 22 июня будут восприниматься как дезинформация…

– Боюсь, Риббентропу не понравится эта затея, – поморщился Гитлер, – Иоахим весьма дорожит Шуленбургом, считает его одним из лучших специалистов по России.

– Но мы ведь не делаем ему ничего плохого, – сказал рейхсфюрер, – наоборот, мы его наградим. Риббентроп наверняка останется доволен…

– Хорошо, я подумаю, – произнес фюрер и повернулся к Канарису. – А что предлагаете вы?

– У меня несколько иное предложение, чем у господина рейхсминистра, – адмирал сделал легкий полупоклон в сторону Гиммлера, – и он связан с нашей агентурной сетью в Москве. В Наркомате тяжелой промышленности работает мой агент, Нина Петерсен. Мы внедрили ее около года назад. Петерсен – это ее фамилия по мужу, а так она урожденная Рихтер, фольксдойче. Ее предки по отцовской линии происходят из остзейских немцев, достаточно известный род. Я предлагаю разыграть следующую комбинацию. Мы передадим Нине информацию об операции "Барбаросса", разумеется, ложную. После чего организуем ее "случайный" провал. Чекисты быстро выбьют из нее показания и узнают о начале нашего наступления. Выданная ею дата (скажем, 2 июля) не будет совпадать с той, что передаст русским Шуленбург. Но Кремль наверняка сочтет подлинной Нинину информацию – ведь граф к тому времени будет уже достаточно скомпрометирован.