Пока горит свеча - [5]

Борис знал, что все это преамбула, внутренне напрягся, ждал.

Докурив, Новак сказал — четко, словно гравируя слова:

— Дело вот в чем: мне нужен зам. И я хочу, чтобы им стали вы, Борис Ильич.

— Польщен, — едва выдавил Борис — в горле пересохло.

— Не очень обольщайтесь. Просто — вы мне подходите. Знаю, характер у вас скользкий. Но я на бревне плавал — в юности сплавлял плоты…

Борис все это проглотил — Новак, известно, хамоват, но своих не выдаст. Напомнил осторожно:

— Вы можете назначать из прошедших по конкурсу.

— Да, конечно, сначала конкурс. Но для вас это должна быть беспретендентная борьба. И потому кое-кто — по конкурсу пройти не должен. И это зависит от вас.

— От меня?

— Да. Я знаю, многие видят моим замом Сажнова… Он, мол, у своего Юренина в тени. Ничего, его талант любую тень осветит. А мне достаточно своего таланта…

У Бориса стало покалывать в виске, щеки горели, как ободранные наждаком. Если вдуматься — обидно. Однако… у человека такая манера…

Новак продолжал уверенно:

— Сажнов — ваш приятель, давний. Кто знает его лучше, чем вы? И кто сможет подбросить мне что-то, могущее смутить конкурсную комиссию? Так, мелочь, пустячок. У каждого найдется этакая зацепочка… А чтоб сведения просочились — моя забота.

— У Олега — нет, — хрипло сказал Борис. — Нет за ним ничего этакого…

Новак тихо засмеялся.

— А, взыграло ретивое! Друг! Но припомните: в наше время добро должно быть с кулаками, сердце — с костями… Я знаю, мы сработаемся, я его вижу — наш тандем. А с Сажновым — нет. И это будет во вред делу. А главное — польза делу, все остальное — чепуха, чепухенция… Это ведь только в зоопарке — и волки сыты, и овцы целы… Так вы найдете что-нибудь, а? Соринку в глазу?

Уверенный, ухоженный, прет вперед, как танк, какой толк говорить с ним о высоких материях? Тем более, что по сути он прав. Ему лучше знать, с каким замом можно будет держать на рабочем ходу неповоротливую махину НИИ. А Олежка? Отдать на распинание? Ерунда. Ему в жизни ничего не надо, кроме пары часов машинного времени…

Время, время! Черт, он же хотел позвонить матери! Но надо что-то ответить. И он ответил чужим, не своим голосом:

— Дайте день — подумать…

— Резонно, — сказал Новак.

Телефонов было больше, чем надо, — три параллельных аппарата, один — бело-золотой, в стиле «ретро», остальные попроще, но все аккуратно соединяли, он звонил из каждого раза по три, и слышал одно — гудки. Протяжные, монотонно падающие в бездну эфира.

В такой час — нет дома? У соседки? Но мать не очень-то ладит с этой занудливой трескотухой.

Отбой… Отбой…

В конце концов, то, ради чего он ехал, уже свершилось. Десерт и интимные прогулки по саду — в другой раз.

Надо ехать. Родительский день…

Звонок, что ли, испортился? Бахнул кулаком, на стук выглянула соседка — та, занудливая… Посыпала слова:

— Увезли, увезли… На «скорой», голубушку… Вам звонили, никто не подошел… А куда, не скажу, не вспомню, голова стала, как решето! Когда? Этак часов в девять. Сказали, что срочно положат.

Срочно? Сейчас четверть одиннадцатого, если учесть, что отстают. Часа два назад… уже можно найти, выяснить, что с мамой.

В комнате соседки на старинном комоде отзвонили старинные — четверть… Да, ведь он поменялся. Часы уже не отстают. Ну и что?

…Огненный взмах на черном, словно зарево пожара в ночи…

Борис постоял, восстановил дыхание, отплыла чернота от глаз.

Сколько раз говорил себе — гимнастика, бег, подвижный отдых. Да ведь разве выкроишь время?

…Ему повезло — всего третья была больница, где ему сказали: «Да, у нас».

Потом была беготня по лестницам, коридорам, всюду — закрытые двери, белые халаты, непреклонность роботов, глухая стена. «Нельзя, не полагается, часы и дни посещений… вас известят…»

За стеклом двери, залитым мутной белизной, разговаривали.

— Что у вас за шум, кто там позволяет себе?

— Это сын… к Карамышевой.

— Скажите ему, что опоздал…