Пока цветет лотос - [15]

— Я не пью. Я же йог.

— И мясо не ешь?

— Мясо ем. Иногда.

— Ты же йог!

— Знаешь, когда Воронцов расправляется с отбивной или терзает зубами кусок шашлыка, поневоле расстанешься с вегетарианством. Муж так смачно это делает, что слюнки текут. Я сколько раз просила Андрея не есть мясо в моем присутствии, но ему любые мои слова — по барабану. А как он пахнет, этот проклятый шашлык! Еду всегда готовлю я, Воронцов даже готовое не может разогреть, так что… — я тяжело вздыхаю. — Но спиртное: ни-ни. Ну, очень редко. И, разумеется, я не курю.

— Понятно. Я тоже не буду пить, ведь мне тебя еще домой везти. А может, заночуешь?

Он смотрит на меня вопросительно. О, как мне знаком этот взгляд! Я прекрасно знаю, что следует потом. Воронцов, у которого не только слова, но взгляд не расходится с делом, за пару секунд срывает с меня одежду, в этом он мастер. «Захочу и трахну!» Вадим этого делать не будет без моего разрешения, он не такой.

— Вообще-то герою положена награда, — говорит он, не сводя с меня глаз. Я невольно краснею. Заниматься любовью с кем-то, кроме мужа, мне еще не приходилось. Я смутно представляю, как это? Да и не хочу представлять, если честно.

Видимо, мой вид достаточно красноречив, потому что Вадим с обидой говорит:

— Понятно. Я ему в подметки не гожусь, да? Еще бы! Такой экстерьер!

— Он мой муж.

— Он — предатель. И изменял тебе направо налево. А ты даже не хочешь ему отомстить.

— Хочу, но не так.

— Стеша, ты мне очень нравишься, — он кладет руку на мое колено. — Ты даже не представляешь себе, какая ты красивая.

Мне становится неловко. Человек меня спасает, а я ему отказываю. Но я ничего не могу с собой поделать. Как мужчина Вадим мне абсолютно не нравится. Ну, ничуточки. Хотя он, безусловно, милый.

— Может быть, потом, — мямлю я, отодвигаясь. — Когда мы с Андреем разведемся…

— Что, у йогов нравственные принципы? А как же мясо? Откуда ты знаешь, может, тебе понравится? Муж ведь был с тобой груб. А я буду нежен, — вкрадчиво говорит Вадим.

Перспектива, конечно, заманчивая, но не так уж плохо мне было с мужем, даже когда он меня насиловал. Это был скорее вопрос принципа: я не сказала да. И он перед этим орал: «Убью!» И чуть не сломал дверь в спальню. Именно так и выглядит насилие, когда его описывают или показывают по ящику. Но если об этом забыть и принять во внимание концовку, вид у меня не случайно был на следующий день такой цветущий. Любовник мне не требуется.

— Вадик, прости, — умоляюще говорю я. — Но у нас с тобой чисто деловые отношения. И дружеские, — поспешно добавляю я.

Этот взгляд тоже ни с каким другим не спутаешь, хотя Вадим быстро гасит вспыхнувший в глубине зрачков огонек. «Я тебе это припомню», — называется взгляд. Но у меня есть весомый аргумент для сохранения наших отношений дружескими и деловыми: деньги.

— Я заплачу тебе, сколько скажешь, — поспешно говорю я.

— Какими деньгами? — усмехается он. — Твоей зарплаты не хватит.

— У меня есть драгоценности, подаренные Андреем. Шубы. В конце концов, есть кредитка, куда муж набросал денег.

— А как же принципы?

— Глупо из-за принципов садиться в тюрьму.

— У тебя странная логика, Стеша. Помесь женской и детской. По сути, ты — взрослый ребенок. И в то же время красивая женщина, — Вадим вздыхает. — Я постараюсь с этим справиться. Нет так нет.

Я, заметно приободрившись, спрашиваю:

— Как мы будем меня спасать?

— Я попробую поговорить с твоим мужем.

— Поговорить с Андреем?!

— А у нас есть другой выход? Если он захочет тебе помочь — это уже полдела.

— С какой стати Воронцову мне помогать? Я же убила его любовницу.

— Поверь, я найду аргументы, достаточно весомые. Лучше, наверное, сделать это прямо сейчас. Дай мне номер его телефона.

— У тебя нет номера его телефона?! Ты же за ним следил!

— Дай мне тот телефон, по которому с ним говоришь ты! — злится Вадим.

— Ах да…

Я покорно диктую номер.

— А теперь выйди на кухню.

— Почему?

— Тебе не надо этого слышать. Мы будем говорить по-мужски.

Я сразу пугаюсь, потому что прекрасно знаю, что такое мужской разговор. Во всяком случае, мужской разговор по Воронцову. Результат — гипс. Хотя по телефону-то руку не сломаешь. Но мат мне тоже не хочется слушать. А матерится Воронцов мастерски. Сколько уж раз я зажимала уши! Поскольку Вадим — бывший мент, не сомневаюсь, что и у него богатый арсенал. Мне лучше этот разговор пропустить, Вадим прав.

Я иду на кухню и закрываю дверь. Пару раз все же порываюсь подслушать, но Вадим говорит тихо. «Она теперь моя клиентка». «Да, есть свидетель». «Подробности при встрече». Дальше совсем тихо, а потом отборный мат, так что я шарахаюсь от двери. Вадим заходит на кухню минуты через три.

— И что? — жалко улыбнувшись, спрашиваю я.

Словно в ответ на мой вопрос приходит эсэмэска от мужа: «Заночую на даче».

— Вот, — я показываю Вадиму мобильник.

— Может, позвонишь ему? — Тяжелый взгляд, исподлобья.

— Я боюсь!

— Но хотя бы ответь.

— Да, конечно, — я торопливо набиваю: «Ага». И тут же начинаю себя ругать. Что это за «ага»? Будто я на него и не злюсь вовсе! Но больше я ничего не могу вымучить, мой богатый словарный запас словно бы иссяк после убийства Людмилы.