Пока бьется сердце - [3]
Хоронили старика недалеко от дороги. Опустили в могилу, дали короткий залп из наганов…
Не дождавшись, когда саперы починят мост, колонна тронулась в объезд, по проселочной дороге. Предвечернее солнце уже не жжет, как днем. Дует легкий северо-западный ветер. Он приятно освежает лица, приносит прохладу, запах созревающих хлебов и зелени.
Полуторка уже не прыгает на рытвинах и выбоинах, она идет по мягкому грунту. Иногда кто-нибудь из нас, не в силах сдержать всего, что накипело на сердце за эти дни, нарушает тягостное молчание какой-либо незначительной фразой.
— Говорят, что только здесь отступаем. На других франтах совсем другое дело.
— Ты откуда взял такое?
— У разрушенного моста сам слышал. Артиллеристы говорили. Они радио слушали.
— Твои слова да богу в уши.
— Разве не может быть такого положения?
— Все может быть…
— По-моему, артиллеристы не врали, — говорит Царин. — Вот ударят наши войска там, на центральном направлении, не успеем опомниться, как кончится война.
Через минуту добавил мечтательно:
— Скорее, бы конец этой свистопляске!
Тонкие нервные губы Царина застыли в неопределенной блуждающей улыбке. Всегда чисто выбритые щеки заросли густой черной щетиной. Время от времени Царин проводит ладонью по лицу и морщится.
Солнце опускается к горизонту. От деревьев, выстроившихся вдоль шоссе, ложатся длинные тени.
Девочка уже не дичится Блинова. Она уселась у него на коленях и доверчиво прижалась к Василию. Но по-прежнему не произносит ни слова. Ни разу не вспомнила про деда, не спросила, где он, что с ним случилось.
— Трудную задачу ты себе задал, — обратился к Блинову Царин. — Я понимаю тебя, что ты жалеешь девочку. Все мы потрясены тем, что с ней случилось. Но не кажется ли тебе, что ей будет лучше, если отдать ее на какой-нибудь фольварк. Ведь ты солдат, тебе воевать надо. Не пойдешь с ней в атаку…
— Нет, Борис, не будет по-твоему, — спокойно отзывается Блинов. — Никому не отдам. Не знаю, добрыми или злыми будут люди, которым мы ее отдадим…
Девочка прислушивается, очевидно, догадывается, что мы говорим о ней, и поэтому еще теснее прижимается к Блинову. Платье ее в нескольких местах порвано, на нем следы грязи и крови. На худых тонких ножиках — хлопчатобумажные носки, когда-то белые, а теперь серые от грязи и пыли. Обута в туфельки, подбитые войлоком.
Впереди встречаем препятствие. Проселочную дорогу пересекает ручей. Место болотистое, топкое. Машины буксуют. В ручей летят доски, кусты можжевельника, верхушки молодых деревцов, порожние канистры, куски брезента. Этот наспех сооруженный настил, как тесто, расползается под колесами автомашин.
Нет ничего хуже таких вынужденных остановок. Люди нервничают, в воздухе висит брань. Особенно изощряются в ней шоферы.
На западе, позади нас, нарастает гул. Кое-кто опасливо посматривает в ту сторону, откуда доносится канонада.
— Так можно до утра провозытысь. Нимцы на танках, та на мотоциклах враз догонять, — слышится рядам.
— А ты боишься? — выкрикивает неожиданно появившийся механик-водитель нашей роты Степан Беркут, которого мы считали погибшим.
— Ты боишься? — повторяет свой вопрос Степан Беркут, подступая к рослому, атлетического сложения пожилому пехотинцу.
Шинель у незнакомого бойца не по росту: полы не закрывают колен, из рукавов торчат почти до локтей длинные ручищи, сжатые в кулаки. Не кулаки, а двухпудовые гири. Лицо бойца простодушно, открыто и привлекательно. Чуть вздернутый нос, голубые глаза, маленький рот и пухлые губы придают этому лицу детское выражение.
Пехотинец пятится от наседающего танкиста, озирается на обступивших его и Беркута бойцов, точно ищет у них поддержки.
— Да не злякався я! Просто так сказав, не подумал. Что ты к слову цепляешься, — оправдывается великан.
— В боях ты был? Видел фашистов? Стрелял в них? — не унимается Беркут. Степан без пилотки, густые рыжие волосы расползлись по сторонам, закрывают лоб до самых бровей.
— А як же! Мы, строители, укрепления на границе возводили. Нам и пограничникам досталось…
— Где же твоя часть?
— Нэма части. Весь батальон там полиг, — махнул рукой в сторону запада пехотинец.
— Значит, ты один жив остался? Так тебя понимать?
— Понимай, як знаешь. У тебэ свий розум.
— Вот так все паникеры и дезертиры оправдываются. Мол, полк погиб, один я остался…
Лицо пехотинца бледнеет.
— Ты слов не бросай на витер, — полушепотом произносит великан. — Значит, по-твоему, я дезертир? Что ты прыстав до мэнэ, дьявол рудый? Що я поперек дороги тоби став?
Степан Беркут горячится, брызжет слюной.
— Вот именно поперек дороги стал. Такие, как ты, панику сеют, людей с толку сбивают. Услышит где-нибудь выстрел и уже кричит: окружили, спасайся, ребята. Да я бы вас расстреливал сразу на месте, без всякой судебной волокиты.
— Почему сам драпаешь, почему не стреляешь? — парирует пехотинец. Он расправляет плечи, выпячивает богатырскую грудь и, в свою очередь, наступает на Беркута. — Зачем немцам спину кажешь?
Степан Беркут, не ожидавший такого, ошеломлен. Он с удивлением смотрит на пехотинца, точно видит его впервые, зачем-то ожесточенно трет кулаком небритый подбородок, кусает почерневшие губы. Молчит, прерывисто и тяжело дышит, собирается с мыслями.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.