Поиски счастья - [32]

— Если язык твой болтает не пустое, дай цену твоим словам.

Богораз сосредоточенно молчал, довольный, что не напрасно полдня оберегал сон этого смелого и дерзкого юноши…

— Я вижу, ты не дух. Возможно, ты даже умный человек… — продолжал молодой чукча.

Примирение состоялось. Теперь Богоразу оставалось только доказать, что он говорил правду, то есть «дать цену своим словам». И он продолжал:

— Согласен. Пусть будет по-твоему. Ты станешь говорить, я буду рисовать. Потом по рисункам я повторю тебе все, что ты расскажешь мне о себе. Если я скажу неправду, тогда, значит, язык мой говорил пустое, я буду лживый человек.

Тымкар довольно улыбнулся. Ему определенно нравился этот таньг.

— Пусть будет так, — согласился он и начал рассказывать.

Присев рядом, юноша всматривался в странные рисунки.

— Наверное усталость одолела тебя, — не без самодовольства заметил молодой чукча, когда Богораз прекратил запись и стал чинить карандаш. После сытного завтрака настроение Тымкара явно поднялось.

В ту пору Богоразу не было и сорока лет, выглядел он довольно молодо, и Тымкар, вероятно, считал себя вправе разговаривать с ним, как с равным. К тому же разве есть различие между ними? Тымкар — «одиноко живущий человек» и таньг тоже. Они встретились у костра. И разве только то, что место для костра выбрал он и огонь принадлежал ему, давало таньгу некоторые преимущества перед Тымкаром. Но ведь огонь костра — это не семейный очаг яранги. Тымкару было весело.

— Напротив, Тымкар, я боюсь, что язык твой высунется от усталости до земли. Говори!

И юноша продолжал. Он рассказал о плавании в Ном, о ружье, о смерти матери и отца, брата и… запнулся: ему не хотелось касаться вопроса о Тауруквуне. Но мысль Богораза не дремала, он прекрасно изучил чукотские обычаи и традиции.

— Твой брат был старше тебя?

— И-и, — неохотно протянул юноша.

— Где же его жена?

Тымкар снова недоверчиво оглядел этнографа: уж не кэле ли вселился в него? Откуда он знает мысли Тымкара?

— Ко-о. Она ушла. Я не стал ее искать. Разве это плохо? Разве я прогнал ее? Она сама оставила нашу ярангу, — оправдывался Тымкар. Лицо его стало сосредоточенным. Он боялся, что этот таньг, похожий на чукчу, осудит его за нарушение обычая.

Но Богораз понял, отчего смутился юноша. Об этом, кстати, красноречиво свидетельствовало и содержимое его мешка. И этнограф разъяснил юноше, что обычай, по которому младший брат берет себе в жены жену умершего старшего брата, не является долгом, он, этот обычай, имеет в виду больше право младшего брата, чем обязанность, хотя обычно от этого права не отказываются, так как, во-первых, куда же деваться женщине с детьми, а во-вторых, кто же откажется — даже если у младшего брата уже есть жена — от лишней работницы? Но так как у Тымкара нет нужды в работнице, а у Тауруквуны нет детей, которых ей было бы трудно прокормить одной, и к тому же она сама оставила его очаг, то он вправе считать себя свободным. Тымкар слышал то самое, о чем он недавно так смутно думал, рассуждая наедине с собой. Он просветлел. «Хорошо было бы, если бы все чукчи думали так!.. — и он оглянулся назад, где еще слегка виднелось поселение Энурмино. — Но что скажут старики? Не прогневит ли он духов?»

Богораз не стал убеждать его в том, что никаких духов не существует, а только укрепил в сознании, что он ничего плохого не сделал.

В душе Тымкар был благодарен ему за это. Ведь так нужна была сейчас поддержка! Тем не менее рассказывать о Кайпэ и о цели своего путешествия в тундру, к оленеводам, он не стал. Зачем болтать попусту? Могут подслушать злые духи и навредить…

Но Богоразу этого и не потребовалось, так как все остальное понятно было без рассказа.

…Наконец Тымкар окончил свое длинное и невеселое повествование.

— Мой язык устал. Пусть теперь говорит твой. Послушаем! — самодовольно засмеялся он, почти уверенный, что таньг — хвастун и бездельник.

Этнограф переворачивал обратно листки, разыскивая начало записи.

— Ты, однако, медлишь, я вижу? Пожалуй, я тебя попросту оставлю, — и Тымкар сделал вид, что собирается уходить. Он взглянул на опускающееся солнце — и тут в самом деле пожалел, что потерял напрасно столько времени. Но в этот момент Богораз начал читать:

«Ну, однако, пусть Тымкар станет рассказывать… Было время освежения воздуха. Судно «бородатых людей» пришло в Уэном. Их было двое. Вода заливала товары. «Помогите», — сказал чернобородый…»

Тымкар изменился в лице. Слово в слово, как говорил он, все повторял этот таньг по-чукотски, глядя на рисунки. Тымкар снова подсел поближе к этнографу, но настороженно, рука — на рукоятке ножа.

«Чукчи выгрузили все, помогли. Тогда сказал чернобородый: «Приходите, угощать буду». Пришли мы. Спирт пили, веселые стали. Тоща сказал чернобородый: «Кто поплывет со мной — сахар, чай, табак, еще всего дам».

— Что слышат мои уши?! — возбужденно воскликнул Тымкар.

— «Эттой, отец мой, сказал: «Пусть я поеду». Тогда все стали смеяться. «Вы! Почему смеетесь вы над стариком?» — крикнул тогда я. Но, наверное, злой дух сказал им, что мне нужно — ой, как нужно! — ружье. Чернобородый вынес винчестер, крикнул…»