Поиски «Озокерита» - [36]

17

Вот что произошло накануне взрыва на улице Шевченко.

Поздним вечером, когда часовой мастер Ян Новицкий собирался уже закрывать мастерскую, к нему зашел незнакомый мужчина, молча положил на витрину письмо, поклонился и так же молча удалился из мастерской. Андрей посмотрел на письмо. На конверте было написано: “Яну Новицкому, часовых дел мастеру”. Обратного адреса не было. “Значит, письмо мне, — подумал Андрей. — Но что это за таинственный письмоносец?”

Он вскрыл конверт и извлек оттуда небольшой листок, на котором было напечатано по-немецки на машинке:

“Не буду объяснять, кто я. Скажу только одно: я Ваш верный друг. И, движимый чувством дружбы и своей обязанностью по отношению к Вам, сообщаю следующее: из абсолютно верных источников мне известно, что Вас сегодня в 12 часов ночи арестуют.

О чем и предупреждаю Вас.

Ваш верный друг”.

“Что это? — размышлял Андрей. — Провокация или дружеское предупреждение?” Андрей вложил записку обратно в конверт и бросил в печь.

Раздумывая об этом письме, Андрей пробыл в мастерской до установленного им часа, потом запер ее и ушел к себе в комнату. Мысли о письме не оставляли его ни на минуту.

…Шел редкий снег. Снежинки то опускались, то опять медленно поднимались, как будто не хотели ложиться на землю.

Ефим Окунь любил такую погоду. В теплые зимние дни. когда ленивым роем кружились в воздухе снежинки, у Ефима Петровича было несколько возбужденное настроение. Ничего определенного не было связано у него в детстве с такой погодой, однако всю жизнь, до старости, теплые зимние дни со снежком вызывали у него воспоминания о детстве. Вставал в памяти заснеженный хутор с высокими тополями, шумная соседская детвора, вспоминалась всегда озабоченная мать, живо представлялась большая печь в хате, куда Ефимка залезал со своим братишкой и оттуда сверху подолгу смотрел, как за окном падали крупные белые хлопья. В такие дни почему-то было очень радостно, и даже достававшийся от матери подзатыльник за то, что не вовремя подвернулся под ноги, не приносил огорчения.

И сейчас этот снежок пробуждал у Ефима Петровича то же самое радостное настроение. А может быть, причиной этому было то, что прошлой ночью взлетели на воздух три немецких эшелона? Это он организовал немцам такое “удовольствие”. Правда, ему сегодня придется уйти на время из города в лес, но что поделаешь, таков приказ подпольного горкома. Тем более, что уйти-то он должен не один.

Ефим Петрович шел по улице медленным уверенным шагом, заложив руки в карманы длинного кожуха, надвинув высокую меховую шапку на голову так, что она почти закрывала его серые, мохнатые брови.

Подходя к дому, где жил часовой мастер, он заметил человека на противоположной стороне улицы. Человек этот лениво прогуливался взад и вперед, а когда увидел Ефима, свернул за угол. Ефим Петрович сразу понял: за часовым мастером следят.

Не раздумывая больше, Ефим Петрович вошел во двор и постучал в дверь.

— Кто там? — спросил тихий женский голос.

— Я, Ефим Окунь, — приглушенно пробасил старик.

Дверь открылась. Его впустили. Вместе с хозяйкой Ефим Окунь прошел через темные сени в комнату.

— Здравствуйте, люли добрые! Не ждали гостей? — сказал Ефим Петрович, снимая шапку и оглядывая Анну Константиновну и Андрея, особенно стараясь рассмотреть его руки.

— Здравствуйте, Ефим Петрович. Гостям рады, — ответила хозяйка.

— Вы знаете меня? — удивился Ефим.

— Знаю, как же. Раздевайтесь, садитесь.

Ефим Петрович снял шубу, погладил голову крючковатыми пальцами и сел на стул. Достал из кармана трубку и кисет и спросил:

— Курить можно?

— Курите, курите!

Ефим Петрович посмотрел на хозяйку из-под лохматых бровей и стал набивать трубку. Анна Константиновна и Андрей молчали. Молчал и Ефим Петрович.

— А я к вам по делу, — наконец начал он, раскуривая трубку. — Значит, вы меня знаете? Правда, я вас тоже видел в городе.

— Мне рассказывала о вас Ксения.

— Ксения… Ну, раз Ксения… А ну, покажь руки, — вдруг сказал Ефим Петрович, кивнув головой на Андрея.

Андрей улыбнулся и показал руки.

— Ну вот и добре, — заключил старик после внимательного осмотра левой руки Андрея. И, помолчав, добавил: — Тут около вашего дома какой-то подозрительный бродит.

— Мы, Ефим Петрович, чувствуем уже этот гестаповский глаз за нами и со дня на день ждали кого-нибудь от вас.

— Вот я и пришел. Секретарь горкома послал. Наши люди донесли, что сегодня в двенадцать ночи вас арестуют.

— Ну, мы готовы к этому всегда. Вот как же теперь с вами, Ефим Петрович? — спросил Андрей. — Ведь засекли вас в нашем доме.

— А я хочу вместе с вами отправиться на тот свет, так сказать, в полет на луну. — Старик улыбнулся одними глазами.

— Что ж, милости просим, — ответил Андрей. — Ловушку сделали вы чудесную. Спасибо вам.

— А как же, старались, товарищ Андрей. Нам давным-давно велели сделать для “часовых дел мастера” норку, чтобы он в нужную минуту мог исчезнуть с лица земли.

— Давайте пока пить чай. Самовар готов, — предложила Анна Константиновна.

Они сели за стол.

…В двенадцать часов ночи в дверь застучали чем-то металлическим.

— Вот они и явились, — спокойно сказал Андрей. — Теперь собирайтесь в поход. Побыстрее.