Поиск смысла жизни. Изменение сознания на пути к внутреннему миру - [92]

Трудно понять, почему человек после смерти хочет воскреснуть именно в этой нынешней форме. При этом я не знаю никого, кто действительно хотел бы в этом «Я» жить вечно.

Если бы сегодня нашлись останки Иисуса и было бы научно подтверждено, что это Он тлеет в могиле, моя вера в Иисуса Христа от этого бы не поколебалась. Познание воскресения не имеет ничего общего с останками Иисуса. Это познание, которое может сделать каждый человек: его глубочайшая сущность является Божественной, а потому бессмертна.

Высказывание ясное. Наша жизнь не кончается со смертью. Мы переходим в новое существование. И то существование, как мы надеемся, может принести более всеобъемлющее познание Бога, чем наше нынешнее существование.

И сегодня мы празднуем именно это. Мы чествуем смерть и воскресение Иисуса, и мы чествуем нашу собственную смерть и наше собственное воскресение в этой праздничной мистерии. Мы чествуем то, что мы есть: воскресшие, даже если это еще не раскрылось.

ВОСКРЕСЕНИЕ — СМЕРТЬ ЛАЗАРЯ (ИН. 11, 17)

Когда мы читаем народные мифы, то видим, что тогда человек вначале еще не знал смерти. Он понимал язык животных, не работал и жил в мире и согласии. При этом нигде не называется место, где человек жил. Возможно, это было уроборическое единство еще не пробудившегося человека или состояние, в котором человек находится, когда живет в единении с Богом, своим первоисточником.

Из этого детского единства нас выгнало то, что мы, христиане, называем первородным грехом. Первородный грех, в прямом смысле слова, не имеет ничего общего с грехом. Речь не идет о вине. В большей степени здесь описывается переход человеческого сознания из архаичного предсознания в личное сознание.

Это наше личное сознание развивает доминирующую собственную активность, которая нас часто по-настоящему тиранит и которую нельзя просто так подавить.

Однако мы думаем, что есть спокойное место, где мы можем без помех познавать священное, Божественное. Достичь его можно, по-видимому, только через страдание и смерть. Под словом «смерть» здесь не имеется в виду физическая смерть, а смерть главенствующего «Я», которое мешает нашему единению с Богом.

У некоторых путь проходит через сумбур, через тесноту, которую символизирует могила. Это своего рода болезнь посвящения, возвращение к первоначальному хаосу, из которого происходит превращение и преобразование. Речь идет о превращении прежнего человека в нового человека, как мы, христиане, говорим, о созревании совершенного человеческого образа. В большинстве случаев путь проходит через безграничное одиночество, сомнения и духовную нищету. Он ведет через восприятие смерти.

Кажется, что только страдание может подвигнуть человека к внутреннему пониманию. Герман Гессе однажды сказал: «Сомнение — это результат попытки постичь и оправдать человеческую жизнь… С одной стороны сомнения живут дети, с другой живут взрослые».

Старый человек должен умереть. Это познание любой религии, и все религии распространяют ритуальные обряды, в которых чествуется этот процесс. Это переход, возвращение. Ибо речь идет не о смерти, а о жизни. Христиане это отмечают в страстную пятницу и на Пасху.

Именно это мы празднуем сейчас и, по сути, во время каждой литургии. Мы чествуем наше воскресение, возвращение в потерянный рай. Это не тот рай, который находится за нами. На его вратах стоит херувим с огненным мечом и никого больше не пускает внутрь, ибо это рай детей, рай доличностного состояния. Наш путь в рай ведет через личное пробуждение к единению с происхождением, к плероме, к наполнению.

Мы, христиане, называем его воскресением, небесами или вечной жизнью. Буддисты называют его сатори, индусы самадхи, и другие религии имеют свои названия для описания этого состояния. Если сравнить теологическую лексику, то она, конечно, не совпадет. Если же исходить из человеческого познания, то все религии, в конечном счете, говорят одно: Небо находится в нас, и Божье Царство находится в нас, сатори находится здесь и сейчас, если нам удастся преодолеть границы рационального сознания.

В этом смысле я понимаю и пасхальные рассказы. Сообщения о воскресении — это не исторические сообщения, это познания, которые человек сделал вместе с Иисусом Христом и об Иисусе Христе. Они облекли эти познания в истории, об одной такой мы только что слышали.

Сообщение о смерти и воскресении Лазаря символизирует также и нашу смерть и воскресение. Это мифическое событие, мифическое исполнение. Трапеза — это, собственно, завершение. Когда миф символически через смерть и воскресение завершился, мы празднуем пасхальную трапезу. И это мы делаем сейчас. Мы чествуем смерть и воскресение Иисуса, и мы чествуем свою смерть и свое воскресение.

ВОЗНЕСЕНИЕ ХРИСТА

С чего мы начинаем в этот праздник? Должны ли мы верить, как это изображено на многочисленных иконах, что Иисус и телом, и душой возносится на небо? Должны ли мы верить, что там Он воссядет на троне по правую руку Отца? На небе, в стране с молочными реками и кисельными берегами, где каждый получает то, что он хочет. Или мы должны просто отвернуться от подобной инфантильной веры и оставить это для наивных душ, которые позволяют священникам утешать себя этим?