Похвали день вечером - [22]

Так и есть.

Мы тяжело дышим и смеемся. Стоим и оба смеемся, потому что нам не удалось пройти.

— Сейчас будет самое интересное, — говорит старший лейтенант. — А пока давай по конфетке, если не жалко.

— Не жалко.

— «Южная ночь», — говорит он, разжевывая конфету. — Мои любимые. Устал здорово?

— Здорово.

— Тебе надо подучиться. Вполне можешь сдать на разряд.

— Некогда.

— Ты, наверное, ленив малость?

— Есть немного, — соглашаюсь я.

— Тогда ничего не получится. Ага, едут!

Я еще ничего не слышу. Приходится задрать опущенное «ухо» шапки, и тогда явственно доносится далекий рокот мотора. Только я не могу определить, с какой стороны. Звук слышен то справа, то слева, он мечется по всей снежной целине.

— Пошли.

— Товарищ старший лейтенант…

— Нечего стоять. Замерзнешь.

Легко, будто бы и не было позади двух десятков километров, он снова скользит по снегу. Мы уходим в открытое море. Островок-укрытие остается за спиной…

— Смотрите!

Издали к нам приближается разлапистое чудище с двумя горящими глазами-фарами. Гул мотора нарастает и нарастает. Я оборачиваюсь — с другой стороны на нас идет другое такое же чудовище, и мне становится жутковато.

— Все, — втыкает палки в снег мой начальник заставы. — Не рыпайся и поднимай лапки вверх. Ну, быстро.

Я поднимаю руки. Аэросани светят нам в лицо своими глазищами-фарами. Солдаты спрыгивают в снег, я различаю лишь силуэты, но зато явственно слышу остервенелый собачий лай. А ну, как сорвется собачка с поводка? Как ей тогда докажешь, что я вовсе не шпион и даже не нарушитель пограничного режима, а самый что ни на есть свой? И я бочком, бочком прячусь на всякий случай за спину старшего лейтенанта…

ИЗ ОКРУЖНОЙ ГАЗЕТЫ «ПОГРАНИЧНИК»:

«В новогоднюю ночь

Эта ночь надолго запомнится личному составу застав, которыми командуют офицеры тт. Ивлев и Одинцов. По приказу командования в новогоднюю ночь здесь было проведено условное нарушение границы. Для этого начальнику заставы, мастеру спорта СССР т. Ивлеву и опытному лыжнику, отличному воину рядовому Соколову пришлось пройти более двадцати километров, чтобы внезапно появиться в районе прожекторной позиции. Тщательно маскируясь, они начали приближаться к берегу…

Но расчет во главе с сержантом Сырцовым обнаружил «нарушителей» при первом же поиске. При этом сержанту удалось перехитрить «нарушителей». Сначала, когда те залегли, он приказал перенести луч, чтобы «нарушители» подумали, будто они остались незамеченными. Сержант рассчитал точно. Когда «нарушители» подошли ближе, их высветили прожектором. Подоспевшие с соседних застав тревожные группы захватили «нарушителей». Четко и слаженно действовали наши пограничники.

За успешное выполнение учений командование объявило благодарность всему расчету прожектористов. Особо отмечен рядовой Соколов».

А тогда, когда мы ввалились в дом, Костька разочарованно сказал:

— Ну, за него медаль не получишь.

— Не получишь, — согласился я.

Кружку горячего чаю и спать, спать, спать!.. Старший лейтенант укатил на аэросанях домой, на заставу, приказав Сырцову дать мне сутки отдыха. Сырцов не то удивленно, не то радостно говорил:

— Понимаешь, у меня со вчерашнего вечера было какое-то чувство…

— Телепатия, — сказал я. — Точно! Не веришь? Я когда с начальником заставы шел, все о тебе думал. Шел и талдычил про себя: «Смотри лучше». Значит, удалось.

— Скажи на милость!

— Точно, телепатия, — сказал Костька. — У меня сигареты как раз кончились. Скучаю и думаю: «Сегодня Володька принесет».

Негнущимися пальцами я выгребаю из всех карманов курево и конфеты. Горка конфет лежит на столе. Я выбираю себе «Южную ночь». На фантике — Черное море, пальмы, луна… Я никогда не был там.

— Ну, как тут у нас? Порядок?

Я могу наконец-то лечь. Я иду, пошатываясь. Голова не успевает коснуться подушки, и последнее, что я помню, — это пальмы, вода и на воде две луны сразу. Я проваливаюсь в сон, еще пытаясь сообразить, почему две луны, ведь так не бывает, да это не луны вовсе, а фары аэросаней, ну, а то, что сани шпарят не по снегу, а прямо по воде не имеет никакого значения…

6.

Вырезку из окружной газеты я, разумеется, послал домой, а в письме как можно ехидней заметил: «Вот чем занимался я, пока вы там праздновали Новый год и попивали шампанское». Правда, Колянич мог ответить, что Соколовых на границе — пруд пруди и, может, пока они пили шампанское, я мирно похрапывал. Он ведь тоже умел быть ехидным, Колянич.

Я ходил праздничный. После поездки в город, разговора по телефону, когда я узнал, что приходила Зоя, после тяжелого перехода и этой заметки меня не покидало чувство полного удовлетворения самим собой и жизнью вообще. Все вокруг меня было удивительно славным. Даже Костька. Я спросил Сырцова, как он, и сержант сказал — порядок.

Книги, которые привез на саночках старший лейтенант, тоже помогли. Мы читали запоем, читали каждую свободную минуту — никогда прежде я не читал так много и с такой жадностью.

Через неделю мы с Костькой оказались в наряде на прожекторной. Видимо, Сырцов решил, что нас можно снова посылать на пару. Костька спросил:

— Ну, как там, в городе?

— Ничего. Дома стоят. Окошки светятся.