Похождения в Амстердаме - [14]

— Но вы сообщили ему, что письмо прочитано.

— Подтверждение прочтения, так, кажется, это называется. Я об этом понятия не имел.

— То есть, возможно, он пошел в этот бар.

— «Кафе де Брюг», если не ошибаюсь. Я его знаю, видите ли. Возможно, он мог туда пойти. Почему вас это интересует, позвольте спросить?

Бюрграве вновь пристально всмотрелся в меня, словно хотел точно зафиксировать выражение моего лица и изменения, которые вызовут произнесенные им слова.

— Господин Парк в больнице. На него напали.

— Господи. В кафе?

— В его квартире.

— И вы подумали, что вдруг мне что-то об этом известно?

Инспектор степенно кивнул.

— Боюсь, я ничем не могу вам помочь. А что говорит насчет всего этого господин Парк?

— Он спит.

Я нахмурился, пытаясь сделать вид, что пребываю в замешательстве, вызванном несоответствием серьезности его лица и последней фразы.

— Вы хотите сказать, он без сознания?

— Он может умереть.

— Господи! Как это печально. Очень сожалею, что больше ничем не могу помочь.

Я протянул руку, чтобы обменяться рукопожатием, но инспектор Бюрграве лишь взглянул на нее с легким пренебрежением, прежде чем двинуться к двери.

— Вы еще побудете в Амстердаме, господин Ховард? — спросил он, обернувшись.

— Пока не закончу книгу.

— Возможно, я захочу еще раз поговорить с вами?

— Нет вопросов. Но, инспектор, мой паспорт?

Бюрграве остановился. Я вытянул руку ладонью вверх, и инспектор, после короткого колебания, сунул руку во внутренний карман пиджака и вернул мне паспорт.

— Простите меня, — процедил он сквозь зубы.

— Пустяки, — беспечно ответил я.

Глава 8

После его ухода я какое-то время сидел за письменным столом, курил и смотрел в окно, наблюдая за рисунками, которыми ветер покрывал поверхность канала. Возникла мысль поработать над рукописью, попытаться разрешить неувязку с портфелем, замеченную Викторией, но я знал, что это бесполезно. Голову занимало совсем другое — история, в которую я влип. Я думал, стоило ли лгать Бюрграве, потом решил, что, может быть, следует согласиться с Викторией и покинуть Амстердам. Ничего тут меня не держало. Все мои вещи умещались в двух сумках, за квартиру я платил каждую неделю, последняя кража принесла мне шесть тысяч евро. Но я понимал, что это было бы ошибкой. Я же сам сказал Бюрграве, что намерен какое-то время побыть в Амстердаме, и мой внезапный отъезд будет выглядеть подозрительно. А, кроме того, уехав, я наверняка упускал шанс неплохо заработать.

Отодвинувшись немного, я вытащил средний ящик стола. Опустил на пол у ног. Залез рукой в черную щель, покопался там, достал статуэтки и поставил на стол перед собой. Одна обезьяна прикрывала уши, вторая — рот, а я вспоминал третью, закрывавшую глаза, и думал о том, что сейчас вижу ничуть не больше, чем она. Сколько стоит полный комплект? Кто коллекционирует такие статуэтки? И что мне теперь с ними делать?

Я вздохнул, легким движением ладони повалил обезьян на бок, надел пальто и шарф, сунул статуэтки в карман и вышел в зимний, щедро смоченный моросящим дождем ветер.

Добравшись до «Кафе де Брюг», увидел, что оно забито почти до отказа. Посетители в вязаных свитерах и шерстяных шапках грелись кофе с молоком, один или двое ели яблочный пирог с корицей и горкой взбитых сливок. Мне показалось, что собрались тут исключительно голландцы, и я немного стеснялся, пробираясь к стойке, а потом обращаясь по-английски к стоящему за ней молодому человеку.

— Марике здесь? — спросил я его.

Бармен сощурился.

— Вы кто?

— Мы — друзья.

Он сощурился еще больше — так сильно, что мне захотелось посоветовать ему не выходить с таким прищуром за стеклянную дверь кафе, потому что на ледяном ветру намокшие от дождя ресницы могут быстро смерзнуться.

— Она здесь? — повторил я.

С неохотой молодой человек снял трубку, а когда ему ответили, что-то пробормотал по-голландски. Я разобрал слово «engelsman», но ничего больше. Затем он вновь оглядел меня, а потом, похоже, сообщил в трубку мои приметы. Я сказал, что зовут меня Чарли, но он это проигнорировал и положил трубку на рычаг.

— Она наверху. — Бармен указал на дверь с табличкой «Только для персонала» в дальнем конце зала. — Она вас ждет.

Я прошел мимо нескольких столиков к указанной двери. Пролет деревянных ступеней привел меня на лестничную площадку второго этажа, где я увидел Марике. В легинсах, мешковатом свитере, с грязными, собранными в узел на затылке волосами, ненакрашенная. Но, даже хмурясь, выглядела она далеко не столь суровой, как ее сменщик внизу, и по-прежнему могла заставить меня забыть обо всем.

— Нам нужно поговорить. — Я не решался встретиться с ней взглядом.

Марике еще несколько мгновений изучала меня, потом повернулась и прошла в ближайшую дверь. Я последовал за ней и очутился в светлой комнате, окнами выходящей на мост через канал Кейзерграхт, который и дал название кафе. Середину комнаты занимала плетеная мебель, у дальней стены расположились двуспальная кровать и гардероб, на металлических полках стояли банки с кофе и орешками, лежали стопки салфеток. Марике села на плетеный диван, подобрала ноги под себя. Я устроился на краешке кресла, уперся локтями в колени, потер руки, чтобы их согреть.