Похождения Трусливой Львицы, или Искусство жить, которому можно научиться - [13]

Время от времени я шью на заказ. Подрабатываю. Взялась главбуху шить юбку. МЫСЛЬ: видимо, подспудно хотела, чтобы она и вне работы надо мной поиздевалась. Видеть ее не хочу, поэтому вещи хорошей не получится. Думаю, что надо отказаться так: «У Вас очень высокие требования, боюсь, что не смогу их удовлетворить».

04.03.1999 Разговаривать со мной невозможно, так как я на сто процентов ушла в работу и компьютер. Рухни полздания – замечу только потому, что станет холодно. Если же меня достают, то становлюсь агрессивной. И совесть не мучает. (Берн писал: У секса есть один конкурент – дело. А у дела конкурентов нет. Периоды увлечения делом воспринимаются как самые лучшие периоды нашей жизни. И совесть человека не будет мучить. Ведь он занят делом! – М.Л.)

04.06.1999

Со вчерашнего дня в душе бардак: беспокойство, обида, неудовлетворенность собой.

Проревела весь вчерашний день. А из-за чего? Опять дала втянуть себя в склоку на работе. Не смогла защититься, когда выливали ведро с помоями на мою голову. Так обидно, год проучилась и опять на те же грабли наступила! (Удав Каа говорил, что тяжело менять шкуру, а тут весь хребет менять нужно – личность перестраивать. Но хотя бы она сейчас уже ищет недостатки у себя, а не у других. – М.Л.)

Конфликт с главным бухгалтером. Я думала, что отношения наладились, потому что научилась обходить ее истерики, а оказывается – нет. Ситуация такая.

Накануне я делаю участок работы, результатом которого должны быть цифры. Они уже нужны главбуху. Она меня постоянно переспрашивает – готово ли? Я отвечаю, что нет. Далее следуют попреки, что я все делаю не вовремя, подвожу со сроками и подставляю ее и фирму.

В этот момент (наверное, потому, что я ждала нападений) начинаю пререкаться. В результате она кричит, что мое хамство перешло все границы терпения, хлопает папкой по столу и выскакивает в соседний кабинет к директору с криками, что я, оказывается, за свои ошибки не отвечаю. Я пережидаю бурю, а потом допускаю очередную ошибку – пытаюсь воззвать к ее справедливости и памяти. (Опять видит свою ошибку. Молодец! Поняла, что для хлопка нужно две ладошки. Убирай свою. – М.Л.) А в ответ: «Ну что, будем работать или сопли жевать?» И только тут я замолкаю, беру бумажки и иду переделывать. Жутко обидно за свое бессилие и глупость: до сих пор не научилась общаться с идиотками. Сдерживать слезы я не умею и, наплевав на всех, полдня рыдаю. (Это правильно. Слезы сдерживать нельзя. Неотреагированные эмоции разрушают организм. Хорошо, хоть женщинам социум позволяет плакать. Мужчинам это непозволительно. Поэтому они и живут на 12 лет меньше женщин. – М.Л.) При этом за 2 часа переделываю работу, которую в спокойной обстановке сделала бы за 30 минут. Отмечаю попутно, что зла на главбуха совсем не осталось, даже когда под аккомпанемент моих рыданий она с громким хохотом развернула бурную деятельность. Наверное, так маскировала свое чувство вины (хотя это только мои предположения). Видеть на работе никого не хочется, и в первую очередь ее. Как бы избежать перепалок с нею в будущем?

17.06.1999

Будущее наступило быстро. В течение дня она доставала меня мелкими оскорблениями, поучая вроде бы в шутку, как мыть чашки, как закрывать дверь, какое белье носить (у меня, оказывается, трусы не того цвета), кого чем угостить за обедом и так далее. Я замечательно реагировала. Во-первых, всегда смотрела в глаза, спокойно закрыла дверь, вытерла подоконник, согласилась с цветом трусов и угостила того, кто зашел к нам в кабинет. Но апофеоз наступил, когда она с ужасом (именно с ним) обнаружила свою бухгалтерскую ошибку и начала судорожно искать повод, как бы обвинить в ней меня (точно такой же повод, как и в тот раз, когда я проплакала весь день). Я спокойно посмотрела в глаза и, не надеясь, как раньше, на ее память и логику, описала свои действия, которые на ошибочный результат не повлияли. (Вот они, плоды амортизации. – М.Л.)

Попытки свалить на меня продолжались минут 15–20 и не принесли результата. После чего она провалилась в бездну самобичевания, и бездна эта была так глубока, что я захотела ее успокоить (взяла за руку и начала предлагать выходы из положения). Дурочка! Не стоило этого делать!! (Конечно, не стоило. Избавитель всегда становится жертвой. – М.Л.) Она опять взорвалась и побегала еще 10 минут. В приказном порядке потребовала, чтобы я придумала для нее объяснение для налоговой инспекции, и убежала. Вернувшись, в таком же жутком тоне (от которого я раньше терялась) спросила, что я придумала. Я сказала, что, к сожалению, ничего. Самое замечательное, что я пропускаю сплошной поток оскорблений и криков мимо ушей и уже могу спокойно разговаривать с позиции взрослого. Может, еще и потому, что знаю – в душе она неплохой человек. И относится ко мне хорошо. Но иначе она разговаривать просто не умеет. Когда я наблюдаю такое же общение со всеми другими, то испытываю смешанное чувство жалости и раздражения. Будто вижу себя в кривом зеркале. Это очень полезно.

Вечером, когда я иду домой, измочаленная подстраиванием под ее настроения, то ловлю себя на интересной мысли: «Хорошо, что замуж я вышла за тирана, а не за подкаблучника типа ее мужа. Второй вариант меня бы развратил, и участь главбуха была бы моим явным будущим». (Хорошо мыслит. Хотя подкаблучник нашей подготовки неплохо себя чувствует в семье. – М.Л.)