Похождения Шипова, или Старинный водевиль - [2]

…и нельзя не придавать этому значения.

Соотнеситесь с министром Валуевым, а через него, быть может, с графом Крейцем относительно возможностей уточнения факта.

Не полезно ли будет в данном случае заручиться помощью и участием агента, могущего выполнить подобное конфиденциальное поручение с крайней деликатностью?

Переговорите об этом предварительно с компетентными людьми. Окончательно мы решим вопрос при свидании.

Только ради бога следует всем этим распоряжаться так, чтобы ни в коей мере до окончательного установления истины не обеспокоить Графа Толстого, ибо не исключено, что предосудительность его занятий окажется мнимой, в чем, кстати, почти уверен…

(Из записки генерала Потапова — министру внутренних дел Валуеву П. А.)

…ибо князь надеется на Ваш добрый совет и весьма рассчитывает на Ваше в сем деле участие…

(Из официального предписания министра внутренних дел Валуева П. А. Московскому обер-полицмейстеру графу Крейцу Г. К)

…Особые обстоятельства побуждают меня настаивать на самом тщательном подборе кандидатуры, коей будет это поручено.

(Из письма генерала Потапова — Московскому Генерйл-Губернатору Генерал-адъютанту Тучкову П. А.)

…ибо князь надеется на Ваш добрый совет и весьма рассчитывает на Ваше в сем деле участие…

(Генерал-адъютант Тучков — чиновнику Московского Военного Генерал-Губернатора, подполковнику Шеншину Д. С.)

…при этом незамедлительно, отложив все прочее, принимайтесь, милостивый государь, за поиски, учитывая всю сложность и щекотливость данного Вам поручения и основываясь на письме Его Превосходительства Генерал-Майора Потапова…

(Из записки подполковника Шеншина — частному приставу Шляхтину)

…Прощупайте его, что за человек, хотя мне известно, что по части разыскания мелких воров он дока. Кроме того, желательно, чтобы Вы помнили, что он из бывших дворовых Князя Долгорукова, а это, ежели он об том будет понимать, придает ему надежности. Что за резон ему подводить своего всесильного благодетеля? Весьма надеюсь, что князь останется в этом смысле доволен вашим участием.

(Из письма Л. Н. Толстого — Т. А. Ергольской)

…Дела все задерживают меня (в Москве), и я едва ли успею закончить издание раньше половины будущей недели. Здоровье мое хорошо, но скучно ужасно и хочется домой… Всем кланяюсь и целую ваши руки.

2

В трактире Евдокимова уже собрались было гасить лампы, когда начался скандал.

Скандал начался так. Сперва в зале все выглядело благообразно, и даже трактирный половой Потап сказал хозяину, что, мол, нынче бог миловал — ни единой битой бутылки, как вдруг в глубине, в полутьме, в самой сердцевине загудело, будто пчелиный рой.

— Батюшки-светы, — лениво изумился хозяин, — вот, Потапка, сглаз твой, черт! Ну надо ж было каркать, черт!

— Хоп, — весело сказал Потап, — момент. Сейчас переговорим… — И словно провалился в омут, вознеся кулаки над головой.

Тут хозяин вспомнил, как еще до наступления темноты шибко застучало сердце, когда он глянул в дальний конец. Там в мутном, сумеречном сиянии окна сидели за столиком двое. Один, высокий и худой, так себе, не стоящий внимания, похожий на птицу, хватившую лишнего, словно бы спал. Другой, странного вида, в поношенном гороховом пальто, будто барском по покрою, в пышных соломенных бакенбардах, надменно вскинул востренький подбородок. Такой пропившийся барин, допивающий остатки былого благополучия, низвергнутый с казенной службы. Барин, барин, истинно барин — вот как качнул ладонью, подзывая Потапку, хотя угощенье заказал не барское: тертая редька и это… вдруг вот так по-извозчичьи утерся рукой, вместо того чтобы платочком, пусть дырявеньким, да с гордостью. Нет, так вот прямо ладонью и утерся. И пока его компаньон клевал носом да вроде пытался что-то сказать, но не мог, этот, в гороховом, потягивал да подливал из зеленого штофчика и жевал свою редьку, пока не зажгли лампы. И тогда хозяину показалось, что лохматая тень странного человека наклонилась влево, к соседнему столу, где сидели два аккуратных студента: то есть сам он сидел вроде неподвижно, а вот тень его…

Тут-то сердце у хозяина и застучало. И он сказал Потапу:

— Чего это они сидят, слова не скажут?

— Ох, — засмеялся Потап успокоительно, — да пущай сидят. Другие тубаретками кидаться зачнут, а эти сидят… Пущай их.

Потом Евдокимов отвлекся к своим хлопотам, и так почти до самой полуночи жизнь не обижала его, когда в том конце началось…

— Хоп, — весело сказал Потап, — момент, сейчас переговорим. — И словно провалился в омут, но тотчас же вынырнул обратно, пуская красные пузыри. Хоп, неудача, — сказал он виновато и закричал на весь зал: — Братцы, наших бьют! Православные, вступайтеся! — И умчался за городовым.

Впрочем, трудно было утверждать с определенностью, что там дрались: дерущихся хозяин не видел, только безумные тени метались по стене. Однако как это вспыхнуло, так тотчас и погасло. Два аккуратных студента пробирались меж столиками к выходу, а тех двоих что-то не было видно.

«Неужто убили? — холодея, подумал Евдокимов. — Эти вот вон энтих…» Опытный его глаз примерился к двум аккуратным душегубам. Они переминались с ноги на ногу. У самого высокого на тонкой шее подрагивал кадык, белые губы были закушены; второй, бородатый, держался за щеку. Хозяин загородил им выход грудью, бородой, лицом, переполненным ужаса.