Похождения Гекльберри Финна - [16]

Кое-что из этого я слыхал и раньше, да не все. Джим знал все приметы. Он сам говорил, что почти все знает. Я заметил ему, что, кажется, все приметы предвещают беду. А нет ли каких-нибудь хороших примет?

— Есть, но очень немного, — отвечал он, — да они и не нужны человеку. К чему вам знать, что вам привалит счастье? Чтобы отогнать его, что ли? У кого волосатая грудь и волосатые руки — быть тому богатым. Ну, пожалуй, такую примету полезно и знать наперед. Живет человек в бедности и, чего доброго, еще потеряет всякий кураж и лишит себя жизни, если не узнает по примете, что ему суждено разбогатеть!

— А ведь у тебя, Джим, волосатая грудь и волосатые руки?

— Что тут спрашивать? Сами видите!

— Так разве ты богатый?

— Нет, но я был богат когда-то и опять буду. Раз у меня было целых четырнадцать долларов, да я пустил их в оборот и прогорел.

— В какой же оборот, Джим?

— Торговал скотом. Я купил корову за десять долларов, а корова взяла да и сдохла. Нет, не стану больше рисковать капиталами.

— Так ты и потерял десять долларов?

— Не все, а только около девяти. Шкуру и хвост я продал за доллар и десять центов.

— Следовательно, у тебя из четырнадцати осталось пять долларов и десять центов. Что ж, ты еще что-нибудь затевал?

— Как же! Был у нас хромой негр с деревянной ногой, ну и вздумал он завести банк: объявил, что всякий, кто положит к нему доллар, получит вместо того четыре доллара в конце года. Негры так и нахлынули в банк, да не много они взяли, сердечные. Только я один получил много. Я потребовал у банкира гораздо больше положенного и пригрозил, что если он не даст, так я сам заведу банк. Ну, разумеется, хромому негру было выгодно устранить меня, иначе я стал бы ему поперек дороги, ведь для двух банков не было достаточно денег в околотке — вот он и согласился, чтобы я положил к нему свои пять долларов, обещая в конце года заплатить мне тридцать пять. Так я и сделал, рассчитывая впоследствии выгодно поместить эти тридцать пять долларов и продолжать аферу. Был у нас один негр, звали его Боб, он захватил на реке плот потихоньку от своего хозяина; вот я и купил у него этот самый плот, говоря, что в уплату он может взять себе из банка эти тридцать пять долларов по окончании года; да кто-то украл плот в ту же ночь, а на другой день хромой негр объявил, что банк лопнул. Так никто из нас и не увидал своих денег!

— А что же ты сделал с остальными десятью центами, Джим?

— Я было собрался их истратить, да вдруг мне приснился сон, что я должен отдать эти деньги одному негру, зовут его Балум, а по прозвищу Балум-Осел, — он, знаете ли, маленько придурковат. Но, говорят, он счастливый; а вот мне так не посчастливилось! Во сне мне было велено отдать деньги Балуму, а уж он поместит их так, что мне будет барыш. Хорошо! Балум взял мои деньги, и когда был в церкви, то слышал, как пастор сказал, что если кто подает бедному, тот подает Богу — и тому воздается сторицею. Сдуру Балум взял да и отдал мои деньги нищему и ждал, что из этого выйдет.

— Ну и что же из этого вышло?

— Да ничего не вышло. Я не видал денег как своих ушей — и Балум тоже. Нет, уж больше не стану давать капиталов взаймы без обеспечения, А еще пастор говорит, будто деньги возвратятся сторицею! Хоть бы вернуть только мои десять центов, и то бы я сказал спасибо.

— Ну, не беда, Джим, все равно ведь быть же тебе богатым, рано или поздно.

— Да я и теперь богат. Я сам себе господин, а ведь я стою целых восемьсот долларов! Желал бы я только иметь эти деньги — больше мне ничего и не надо!

Глава IX

Пещера. — Плавучий дом. — Хорошая добыча.

Захотелось мне пойти взглянуть на одно местечко, которое я облюбовал во время своих исследований; мы пустились в путь и скоро добрались до середины острова, который был невелик, всего три мили в длину и четверть мили в ширину.

На этом месте находился довольно длинный крутой холм, футов в сорок высоты. Трудно нам было вскарабкаться на верхушку, до такой степени круты были склоны, да еще заросли они густым кустарником. Наверху мы отыскали большую, глубокую пещеру в скале, со стороны Иллинойса. Пещера оказалась просторная, как две-три комнаты, соединенные вместе, и Джим мог в ней свободно стоять во весь рост. Внутри было прохладно. Джим предложил свалить туда все наши пожитки, но я возразил, что не желаю всякий раз карабкаться на такую высоту.

Джим говорил, что если спрятать лодку в надежное место, а все наши пожитки сложить в пещеру, то можно при первой же тревоге туда забиться; там нас никто и с собаками не сыщет. Вдобавок, птички предвещают дождь, так неужели же я хочу, чтобы все наши вещи промокли?

Итак, мы вернулись назад, взяли лодку, пристали поблизости от пещеры и свалили в нее все наши пожитки. Потом отыскали поблизости местечко, чтобы спрятать лодку в густых вербах. Снявши пойманную рыбу с крючков, мы снова забросили удочки и принялись готовить обед.

Вход в пещеру был настолько широк, что туда можно было бы вкатить бочку; по одну сторону от входа грунт был ровный, очень удобный для костра. Мы развели огонь и состряпали обед. Вместо ковра мы разостлали одеяло и расположились закусывать. Остальные вещи мы все сложили тут же, под рукой, в глубине пещеры. Вскоре смерклось, разразилась гроза — птички сказали правду. Потом полил дождь как из ведра, поднялся ветер — такого сильного я еще и не видывал. Это была настоящая летняя буря; такие часто бывают в наших краях. На дворе было совсем темно, небо сделалось иссиня-черное; дождь лил такими потоками, что даже на маленьком расстоянии деревья казались как в тумане, словно призраки; порою налетавший порыв ветра гнул деревья до самой земли. Деревья бешено трясли ветвями, словно обезумели, и вдруг среди густейшей тьмы вспыхивала молния, становилось светло как днем, верхушки деревьев озарялись на мгновение и снова в одну секунду все погружалось во мрак; гром разражался над нами со страшным треском, грохотал, раскатывался по небу из конца в конец, точь-в-точь будто пустые бочки катятся вниз с длинной лестницы.