Похороны куклы - [84]
Мы пробыли там достаточно долго, чтобы нас выпустили, и Патрик сказал, что мы отправимся в Ливерпуль, где у него сестра, но оказалось, что это ложь. Была еще одна ложь, ложь в том, что он сказал «мы».
«Здесь наши пути расходятся», – заявил он на краю леса, и я увидел в его глазах, что для него я умер.
«Не бросай меня, – взмолился я. – Позволь пойти с тобой. Я буду спать под твоей кроватью и есть, что останется на твоей тарелке. Твоя сестра даже не заметит, что я рядом».
Он сказал мне, что у него там не сестра, что он отправляется к женщине, которая когда-то была к нему неравнодушна, и надеется, что ее чувства вспыхнут вновь, потому что у нее в Ливерпуле уютный домик. Тут я понял, что надежды нет: лишившийся матери сын не станет желанным дополнением, если собираешься взбодриться и приударить за дамой, – но это не помешало мне пойти за ним по извилистой дороге, спускавшейся с холма. Впереди, словно большая блестящая змея, сверкала река Северн, изогнувшаяся петлей. Время от времени мой отец поворачивался и видел, что я все еще иду за ним; тогда он отмахивался рукой, будто пытался отогнать слепня. Его широкая спина в черной куртке, всегда казавшаяся обширной, как площадь, начала удаляться. Я за ним не поспевал. Когда его спина превратилась в крохотный черный квадратик, я понял, что никогда его не догоню, он так стремился от меня избавиться; и я упал на краю дороги среди трав и крапивы.
Я был совсем один. Больше всего я боялся, что тюремщик с черными усами опять меня поймает и посадит в ту каменную клетушку, чтобы меня убил лунный свет. Поэтому я держался окраин – леса, полей. Ловил кроликов; сидел так неподвижно, что они подходили близко, пощипывая траву. Я прыгал и хватал их за шею, хотя часто они оказывались быстрее, и я больно падал на живот. Если мне удавалось поймать кролика, я его свежевал и жарил на огне, который разводил, потерев две палочки одну о другую. Но зайцев я не трогал, потому что, как тебе известно, убить зайца – к несчастью. Еще я воровал в полях картошку. Но наступала зима. Однажды утром, когда я проснулся, моя одежда и волосы были белыми и хрустели от мороза. Все стало слишком холодным и сырым, чтобы развести огонь. Я начал двигаться медленно и спотыкаться, я даже не мог поймать кролика. Голод был похож на безумие. Река сверкнула мне в лицо, холодная и яркая, и я решил, что смогу поймать рыбу.
Когда я добрался до берега, меня поразило, какая она широкая, эта река – широкая, как большая дорога. Я понял, что рыбу я там не поймаю. Все рыбы скрывались в огромной движущейся массе воды, а у меня не было ни крючка, ни даже лески, чтобы попытаться выудить хоть одну. Я понял, что думал, будто сумею рыбачить, потому что у меня что-то не то с головой. Грязь на берегу была мягкой, она просачивалась мне в башмаки. Меня охватило странное чувство, словно мир поворачивается очень медленно, и я могу свалиться с него в любой миг. Просто скатиться вниз.
Я лег, чтобы это чувство ушло, и грязь поднялась вокруг, приветствуя меня. Я повернул голову. Грязь была густой и блестящей. Я представил, как она наполняет мой живот, и мне захотелось ее съесть. Я мог думать только о том, каково это будет: снова набить живот. Поэтому я повернул голову и стал всасывать грязь. Я ем то, из чего сделан мир, думал я.
Потом, увидев свое мертвое тело, я испугался. Я бродил вокруг него, пытаясь снова попасть внутрь. Сидел возле тела на корточках, оплакивая себя. Потом я оказался над ним. Оно раздулось, как большой серый стручок, и каждый день прибой его слегка толкал. Вода захлестывала его, но когда прибой отступал, оно по-прежнему лежало на месте, застряв в своей грязевой постели. Пока оно раздувалось, я какое-то время радовался, потому что казалось, будто у меня снова появляется плоть на костях. Но потом я стал его бояться, а кажется, когда начинаешь бояться рук, ног и головы, которые тебе когда-то принадлежали, это значит, что все пропало.
Однажды прибой поднялся высокой бурой волной и вырвал тело оттуда, где оно покоилось. Вода ушла, и его больше не было. Я надолго о нем забыл. Ты тогда уже была впереди, далеко, как мой отец, когда уходил от меня. Только, в отличие от него, ты ярко светилась. Места, через которые я брел, были серыми, стены исчезали, когда я их касался. Были там и углы, и иногда я терял тебя из виду и утрачивал надежду. Иногда я сворачивал за угол, и ты снова появлялась, светилась, и меня заливала такая радость, что хотелось петь. Ты ускользала, временами очень далеко, а иногда была так близко, что я почти мог дотянуться и коснуться тебя.
А потом ты оказалась прямо передо мной. Ты лежала на полу, и глаза у тебя туманились. Окно было открыто, хотя ночь стояла холодная, и снаружи доносился уличный шум. Вскоре ты должна была выйти за пределы себя, как когда-то вышел я. Я вынул из кармана цепочку и закрепил ее на твоих запястьях, чтобы больше тебя не потерять. Присел рядом и стал ждать.
62
Монета
8 января 1984
Когда Тень заканчивает рассказ, уже почти утро. Так рано, что тележки с завтраком еще не катают. Тень отступает и сливается с углом комнаты. Я вынимаю из шкафчика одежду, – от нее разит керосином и дымом, – я решаю протащить ее в туалет. Мне раньше случалось убегать. Смогу и сейчас.
Роман, который сравнивают с «Комнатой» М. Донохью, «Светом в океане» М. Стедман и книгой Э. Сиболд «Милые кости».Давайте познакомимся с Кармел – восьмилетней девочкой, которая любит красный цвет, забавные истории и обожает свою маму. Однажды они вместе отправляются на фестиваль сказок – событие, о котором Кармел давно грезила. Но поездка эта оборачивается трагедией. Вот как все было: продираясь сквозь плотный туман и расталкивая маленькими ручками прохожих, она вдруг поняла, что потерялась. Тогда-то перед ней и возник он – человек в круглых очках, загадочный призрак из ниоткуда.
Телевидение может испортить жизнь. Слышали об этом когда-нибудь? Но не принимали всерьез, верно? Когда пять успешных женщин соглашаются появиться в реалити-шоу, никто не ожидает, что сезон закончится убийством. Да и кто бы поверил, что автор эротических романов или бизнес-леди могут быть опасны. Но правда тем не менее такова: одна из героинь мертва и кто-то должен ответить за это. В своем новом романе Джессика Кнолл, автор мирового бестселлера «Счастливые девочки не умирают», не только исследует невидимые барьеры, которые мешают современным женщинам подниматься по карьерной лестнице, но и предлагает свой особый взгляд на узы сестринства.
Откуда берется зло? Почему дети из обычных семей превращаются в монстров? И, самое главное, будут ли они когда-нибудь наказаны за свои чудовищные поступки? Дэрилу Гриру всего шестнадцать. Он живет с мамой и папой в Канзасе, любит летучих мышей и одиночество. Окружающим он кажется странным, порой даже опасным, правда не настолько, чтобы обращать на него особое внимание. Но все меняется в один страшный день. Тот самый день, когда Дэрил решает совершить ужасное преступление, выбрав жертвами собственных родителей. Читателю предстоит не только разобраться в случившемся, но и понять: как вышло, что семья не заметила волков у дверей – сигналов, которые бы могли предупредить о надвигающейся трагедии.
За день до назначенной даты сноса дома на Принсесс-стрит Мэнди Кристал стояла у забора из проволочной сетки и внимательно разглядывала строение. Она не впервые смотрела в окна этого мрачного дома. Пять лет назад ей пришлось прийти сюда: тогда пропали ее подруги — двенадцатилетние Петра и Тина. Их называли девочками-мотыльками. Они, словно завороженные, были притянуты к этому заброшенному особняку, в котором, по слухам, произошло нечто совершенно ужасное. А потом и они исчезли! И память о том дне, когда Мэнди лишилась подруг, беспокоит ее до сих пор.
Алекс было всего семь лет, когда она встретила Голубоглазого. Мальчик стал ее первый другом и… пособником в преступлении! Стоя возле аквариума с лобстерами, Алекс неожиданно поняла, что слышит их болтовню. Они молили о свободе, и Алекс дала им ее. Каково же было ее удивление, когда ей сообщили, что лобстеры не говорят, а Голубоглазого не существует. Прошло десять лет. Каждый день Алекс стал напоминать американские горки: сначала подъем, а потом – стремительное падение. Она вела обычную жизнь, но по-прежнему сомневалась во всем, что видела.