Похороны куклы - [24]

– Что из-за этого?

– Из-за этого вы не подпускали меня к Руби?

Она может только догадываться, что ее собственная мать скажет про это.

Врач не отвечает, просто продолжает вытирать руки. Он в общем-то не привык, чтобы с ним так резко разговаривали, и на мгновение опешил.

Анна смотрит в лицо своему ребенку. Из-за родимого пятна левый глаз кажется слишком ярким.

– Это неважно, – говорит она. – Это совершенно неважно. Она прекрасна. Лучше не бывает.

22 Возвращение 17 ноября 1983

В тишине дома раздался звук открывающейся двери. На этот раз я несколько часов ждала, когда он прозвучит.

– Барбара? – осторожно позвала я.

Я с головой залезла в холодильник, в руке у меня была жирная куриная ножка. Я жевала тихо, как могла, голод заставил меня забыть обо всем.

– Барбара, – снова позвала я, вытирая с подбородка скользкий жир. – Это ты?

По коридору пронесся вихрь, и меня прижали к костлявой груди. В нос мне ударил запах духов Барбары. Я впервые поняла, как непохож он был на все остальное в доме. Как холодный белый цветок, нарисованный абстракционистом. Из-за него воздух вокруг Барбары становился водянистым.

– Девочка моя. Девочка моя золотая, ты вернулась.

– Ох, Барбара. – Я зарылась лицом в грубое плетение ее гобеленового пальто. – Я думала, ты меня теперь навсегда возненавидишь. Он умер? Я его убила?

Она взяла меня за плечи, чтобы толком на меня посмотреть. Под глазом у нее был синяк, похожий на огромную слезу.

– Нет, конечно нет. Ты его не видела?

– Болит? – спросила я шепотом.

Барбара покачала головой, словно это было неважно.

– Я так за тебя переживала. Мик сказал, чтобы я не волновалась, что ты скоро вернешься, поджав хвост. Но я ничего не могла с собой поделать. Он уверял, что ты точно в лесу, как раньше, и я ходила, звала тебя, звала, но ты так и не ответила.

– Правда?

– Да. В больнице задали столько гадких вопросов. Он, правда, рта не раскрыл и ни слова не произнес. Сказал, не хочет, чтобы семью втягивали во всякую грязь и что никого не касается, что там случилось, это его дело.

Мы немного помолчали.

– Ох, Руби, – пробормотала Барбара с полными слез глазами и снова обняла меня, а я подумала, что она зря это делает, я вся в грязи после леса.

Что волосы у меня грязные, и в них столько листьев, что я, наверное, похожа на ходячее птичье гнездо. Она меня обнимает, хотя от меня, скорее всего, жутко несет, по сравнению с ее-то водяным цветком.

– Идем, – сказала она, и мы поднялись по лестнице, она набрала мне ванну, налила в воду своего любимого земляничного крема, и в воде взбилась розоватая пена.

Барбара принесла свой лучший халат, голубой с пушистым мехом у воротника, и положила его возле ванны.

– Спускайся потом, – прошептала она, – и я тебя причешу, как мы причесывались, когда были девочками. Не под бешеного ежа, как ты в последнее время завела моду.

Когда я вымылась и вытерлась, на руках и на лице у меня проступили следы от укусов насекомых – круглые и твердые. Барбара поцокала языком и усадила меня на кухонный стул.

– Так, давай-ка сперва расчешемся. Знаешь, у одной женщины, к которой я хожу, дома свой собственный фен с кожаным креслом и большим пластмассовым колпаком, который опускаешь на голову, как в парикмахерской. Господи, как смешно, когда она смотрит через него телевизор и подсовывает туда сигарету, чтобы еще и курить.

Она накрутила мои волосы на розовую пластмассовую расческу.

– Дым тут же выдувает обратно, так что голова у нее как будто на ракете взлетает.

Пока ее руки сновали над моей головой, расчесывая, накручивая и закалывая волосы, я согрелась и начала клевать носом. Вспомнила, какой она была, когда еще не умерла бабуля. Как они садились за стол, кололи лесные орехи, и если попадался особенно большой или сладкий, подзывала меня: «Сладенького моей сладкой, Руби». Но когда я рассказала об этом Барбаре, голос у нее сделался грустный.

– Ох, да, – ответила она, словно тоже это вспомнила, но воспоминание было не из счастливых.

Я оглянулась и увидела, как ее лицо поверх большого отложного воротника фиолетового платья напряглось.

Я попыталась сменить тему, чтобы оно снова расслабилось.

– Я видела в лесу лисицу, пока меня не было, она что-то нюхала на поляне. Я к ней подошла, совсем близко, а она ничего, не попыталась убежать.

– Она, наверное, решила, что ты тоже лиса, Руби, – сказала Барбара. – От тебя попахивало.

– Хотела бы я, чтобы мы вот так навсегда остались, – прошептала я в сгущавшийся в кухне сумрак.

Мы не зажгли подсветку, и я понимала: это потому, что нам хотелось сохранить ощущение тепла, безопасности и укромности.

– Осторожнее с желаниями, Руби, а то как сбудутся, – предупредила Барбара.

Я подумала, не о том ли она, что хотела Мика, а потом его получила.

– К тому же, – продолжала она, – не бывает, чтобы ничего не менялось, и об этом мне с тобой надо поговорить.

И она объяснила, что я должна навсегда уехать из дома. Все решили быстро, пока меня не было. Говорить было не о чем, и поделать ничего было нельзя.

23 Воровка 17 ноября 1983

Я вскочила, и у меня на шее зазвенели шпильки.

– Нет! – выкрикнула я. – Ты не можешь меня прогнать.

Теперь подсветка была включена и заливала кухню мерзким светом. Барбара в нем казалась маленькой и сморщенной. Длинная молния на ее платье перекосилась и шла спереди зигзагом. На мгновение Барбара подняла глаза, но ее взгляд тут же скользнул прочь, словно она не могла на меня смотреть. Я представила, какое у меня лицо – злобное, над пушистой голубой оторочкой воротника.