Похороны чародея - [21]

— Я верующий человек, — негромко ответил фермер. — Только я молюсь не богам. Я прислушиваюсь к гласу окружающего меня мира, слушаю, как бьется сердце земли. Чувствую, как наши души сливаются. Мне хорошо от этого.

— Немудрено при такой тихой жизни стать философом. Что ты думаешь о войне и воинах? Посмотри на меня. Я командир. Я веду в бой живых людей и порой возвращаюсь с мертвыми. Ты презираешь таких, как мы, — тех, кто пускается на поиски славы, вместо того чтобы слушать песнь мироздания?

Фермер некоторое время сосредоточенно размышлял.

— Я не презираю тебя, потому что не знаю, какой ты, и не ведаю того, что заставляет тебя искать ту самую славу. Я могу сказать одно: мне неинтересны такие вещи. Все зависит от того, к какому внутреннему голосу тебя научили прислушиваться. В одних из нас живет голос, который учит радоваться окружающему миру, заимствовать на время его часть и выращивать себе пищу. Другим их внутренний голос велит отправляться на поиски приключений; таким людям не терпится узнать, что там за горизонтом, хочется изменить мир, завладеть им. Если ты следуешь велениям второго голоса, твоя дорога — война.

— Я направляюсь туда, где буду убивать других людей, или сам буду убит, — сказал Солдат. — Я смотрел на тебя и завидовал. Ты сливаешься с окружающим ландшафтом, а я торчу на нем, как увешанный броней истукан, ощетинившийся оружием. Мне хочется походить на тебя.

— А мне жаль, что я не вижу всего того, что видишь ты, — ответил крестьянин. — Тебе довелось побывать в разных странах, разных краях. Однако тебе приходится расплачиваться за свои чудесные приключения. Я не смог бы окропить свою душу кровью другого ради того, чтобы получить все то, чем владеешь ты, вкусить доступные тебе блага.

Фермер снял мех с водой с рукояти плуга и протянул его Солдату. Оба пили большими глотками. Фермер отер губы тыльной стороной ладони, а потом поделился откровением.

— Как-то раз, — сказал он, — я решил, что смогу изменить мир. Мне хотелось сделать так, чтобы окружающие предметы подчинялись моей воле. Однажды, когда я был совсем молод, я бродил по пляжу и слушал, как поет море. Волны играли галькой на берегу. Сотни и тысячи камешков шуршали, издавали разные звуки, ударяясь друг о друга. Их было так много, и все они были такими разными, что от их соприкосновения рождалась чудесная симфония самой природы.

И я решил, что сам смогу создать такую удивительную музыку. Я принялся за работу. Целый год я раскладывал камешки в определенном порядке, отгородив их от волн песчаной насыпью. Я сортировал их по видам и размеру, так, чтобы они издавали разные ноты в некоем подобии музыкального ряда. Я возжелал создать узнаваемую мелодию из их перешептывания, песню моря и камня, которая понравится другим людям.

Тут фермер вздохнул и поглядел в даль.

— Только я не принял в расчет необузданности исполнителя. И вот наконец инструмент был готов. Он ждал, когда я дам ему произвести нужные звуки. Только океан не захотел подчиниться. Я снес песчаную насыпь, и волны хлынули с разной силой, они были разной высоты, изменяли направление с каждым днем, часом, минутой. В результате получилась обычная беспорядочная какофония природной стихии.

Солдат посочувствовал:

— Жаль, что твоя задумка не удалась. Все равно это была хорошая мысль, пусть даже и реализовать ее оказалось невозможно.

— Но мне этого было мало! — воскликнул фермер, отчаянно взмахнув рукой. — Я во второй раз сделал ту же самую ошибку. Однажды утром я услышал предрассветный хор птиц. Никогда прежде не слышал я пения более прекрасного. Но тут же мне захотелось большего. Я и не сомневался, что в этот раз все получится как надо, ведь теперь моими исполнителями будут живые существа, а не изменчивые и непредсказуемые явления природы. Я решил разделить птиц на отдельные группы и научить их петь определенные мелодии. Представь, тут звучат певчие дрозды, там вступают соловьи, следом гогочут гуси с длинными шеями, потом к ним присоединяются все остальные… Увы, птицы утомились и очень скоро затянули свои обычные песни. Им нужно было снова ощутить свободу и непринужденность, чтобы почувствовать индивидуальность, ощутить радость творения, реализовать потребность импровизации.

С тех пор я никогда больше не вмешивался в песнь земли. Да и можно ли заставить ветер петь примитивные сочинения человека? Нет. Я с радостью беру то, что мир дает мне сам, принимаю его дары с благодарностью. Я просто иду туда, куда мир ведет меня за руку, точно мать — дитя.

Двое мужчин пожали друг другу на прощание руки, и Солдат направился обратно к горному кряжу. Когда он взглянул вниз с гребня горы, фермер уже вернулся к своему занятию и работал, крепко сжимая в руках плуг. Солдат подумал: «Ведь этот человек настоящий поэт, хоть и не написал на бумаге за всю жизнь ни единого слова. Этот человек ласкает тело мира, его корни на земле, и он держится за нее, точно дерево за родимую почву».

Отряд двинулся дальше в сторону земли Да-тичетт, родины ханнаков. Да-тичетт отделяют от Фальюма и Гутрума две непролазные горные гряды, и пройти туда можно, только отыскав потайные переходы и перебравшись через высокие седловины. Гутруму никогда не удавалось подолгу удерживать Да-тичетт в своей власти. Хотя в истории бывали моменты, когда гутрумиты захватывали родину ханнаков, земля эта слишком удалена от империи, люди в ней жили слишком дикие и необузданные, и подолгу удерживать страну в своей власти без полной военной оккупации оказалось невозможным. Тут не удавалось править, как любым другим государством, с помощью назначенного губернатора и символического присутствия войск. Ханнаки представляли собой на редкость твердолобый и упрямый народ, который действовал по принципу: сначала бей, а потом разберешься. Они убивали друг друга, нисколько не мучаясь угрызениями совести, да и особого уважения к властям не испытывали, даже если за властью стояла сила. Силу они уважали, однако с радостью бросали вызов сильнейшему и не слишком-то задумывались о последствиях, а потому и страха не испытывали.