Похоронное танго - [24]

Тут я заткнулся. Раз они труп нашли — то сказать мне нечего. То есть, я, конечно, многое могу рассказать в свое оправдание, всю свою историю ментам выложить, только, если я перед ментами разболтаюсь, я потом и суток не проживу. Либо Владимир с Николаем велят меня самого закопать, либо эта Татьяна-Екатерина (как её называть, уж и не знаю) потроха из меня выпустит. Дамочка она из таких, у которых на дороге не стой, раздавит как таракана.

И, выходит, надо мне как-то выкручиваться таким образом, чтобы никого не назвать. И, не дай Бог, про таджичку не проговориться.

Ну, я изображаю полный испуг и недоумение.

— Какой труп?! Когда?!

— Да тот самый, свежезарытый, за компостной ямой.

— Неужели там Генка Шиндарь лежит?!

— "Неужели!" — передразнил меня мент. — Плохо комедию ломаешь, Яков Михалыч. Если ты тут ни при чем — откуда ж ты уже знал, что Шиндарь мертв?

— Ничего я такого не знал, — ответил я. — Сами первыми об этом сказали, а теперь меня ловите… Да его кто угодно мог на участке закопать. С той, с дальней стороны подлезть — как раз плюнуть. Если б я его убил, то я бы его на чужом огороде схоронил, верно? Ну, чтобы следы замести. А раз на моем огороде его схоронили — значит, кто-то другой следы заметал. Так получается?

— Хитрый ты, Яков Михалыч, — ухмыльнулся второй мент. — Тонко плетешь. Но не забывай, что где тонко, там и рвется. Ладно, вставай, поехали.

— Куда? — удивился я. Внешне удивился, потому что так-то я понимал, что они имеют в виду.

— В кутузку. Посидишь у нас — авось, с памятью получше станет. Кстати, и сына твоего прихватим — ведь две лопаты со свежей землей у крыльца стоят, значит, Шиндаря двое закапывали.

— Да мало ли кто лопаты одолжить мог, пока мы гуляли. Такой был дым коромыслом, что могли весь огород обобрать — мы бы и не услышали.

— Так бы и не услышали. А собака на что?.. В общем, не тяни резину. Поехали. Одевайся.

Я-то встрепан как бомж — так ведь весь вчерашний день и проходил в старом спортивном костюме, с дырками на локтях и коленях и в земле перепачканном (а в чем ещё прикажете могилу рыть и другие дела делать?), в нем и ночных гостей привечал, в нем и спать завалился. Ну, тут я, значит, в "городские" брюки кое-как перелез, рубашку чистую нашел, сандалетки пристойные вместо драных кроссовок. Хоть в тюрьму иду, но и в тюрьме надо хоть сколько-то пристойно выглядеть. Выполз в большую комнату, где, гляжу, после гостей все уже прибрано и вымыто, и где за пустым столом Зинка сидит, чуть не навзрыд ревет.

— Можно задержаться на секундочку? — спросил я у ментов. — Мне сейчас стакан на опохмел больше воздуха надобен, потому что иначе вы меня, ребята, просто не довезете…

— Ладно, дадим тебе секундочку, — рассмеялись менты.

— Зинка! — взмолился я. — Налей поскорее стакан, если ещё осталось! И не реви ты так, все образумится!

Она, ни слова не говоря, встала, из холодильника водку достала, полный стакан мне налила и закуску какую-то на блюдце шлепнула: селедки два ломтика и какую-то фиговину из индейки, мясо индюшачье, в колбаску свернутое и проклеенное желантином — нечто среднее между рулетиком и птичьей колбасой, тоже из тех запасов, что бандюги на наш стол наметали.

Подала мне все это, а сама бормочет:

— Подставили нас, ироды поганые, под монастырь подвели… Яшка, милый, да скажи ты всю правду, пусть они отдуваются… — это она уже почти шепчет, спиной к ментам повернувшись.

— Ага! — шепнул я в ответ. — Я сейчас всю правду выложу, а потом мне через день-другой харакири сделают или, как Шиндаря, придавят ровно котенка… Нет, я молчать буду, и ты ни о чем говорить не вздумай… Ладно бы, меня прибрали — туда, как говорится, мне и дорога, пожил свое, а ну как Константина зарежут или дом подпалят? Так что и ты молчи, а я уж как-нибудь выкручусь. Ладно, твое здоровье!

Стакан хлопнул, кусочком селедки занюхал и к ментам повернулся.

— Все, братцы, везите, куда хотите.

Свели меня с крыльца во двор и к машине, где Константин уже сидит. Рядом с милицейской другая машина припаркована — этот фургон, который "труповозкой" называется. В него как раз грузили носилки с Шиндарем, накрытым белой простыней. И, естественно, вся деревня сбежалась, глазеет, все ехидными замечаниями обмениваются: допрыгался, мол, бездельник. А мне уже все по фигу и ниже, я опохмеленный, мозги так варят и гудят, что прямо твой счетчик, когда в него "жучок" ставишь. И первый вопрос, который мне нужно понять, это как и почему милиция труп нашла? Сами ночные гости наши нас сплавили, чтобы вся вина на нас висела, или неприятная случайность произошла?

Залезаю я в машину, сажусь рядом с Константином, и мент, который сбоку от нас присел, чтобы нас сторожить, сказал мне весело:

— Мы наручники на вас надевать не будем, потому как, вроде, вы не опасные и можно вас пожалеть. Но смотрите, если что…

И похлопал по кобуре пистолета на своем поясе.

Мы отъехали, и Константин мне рассказывать начинает, что происходило, пока я дрых. И сообразительный он парень, представляет, в каком виде историю при ментах подавать.

— Видишь, батя, — начал он, — какая каша заварилась. Кто ж знал, что этого Шиндаря какие-то сволочи за компостной ямой закопали, пока мы гудели? А расклад такой вышел. Медичка, как появилась на работе и как вызвали её к нам, побежала в медпункт и звякнула, чтобы за Чужаком "Скорую" присылали, не теряя времени. "Скорая"" вместе с милицией примчалась, потому что ножевое ранение, и тут без милиции нельзя. Ну, допросы, опросы, протоколы, все, как положено. Эти Владимир, Николай и Смалец ту же картину гонят, что и мы с матерью: как они застряли на своей машине, так прогудели у нас всю ночь, никуда не выходя. А что ещё сказать, коли это правда, и больше рассказывать нечего? Ну, и ведь помнится периодически смутно, но, в целом, провалов в памяти ни у кого не было. И про младшего Горбылкина — как этот псих взбеленился, ножом размахался, Чужака пырнул и убежал. Менты…