Походные письма 1877 года - [6]

* * *

Публикуемые письма хранятся в Государственном архиве Российской Федерации в личном фонде Н.П.Игнатьева (ф. 730, д. 123). Их оригиналы не сохранились. Текст печатается по исправленной копии и передается в соответствии с существующими правилами издания документов. Сохранены языковые и стилистические особенности документов. Явные описки и ошибки исправляются без оговорок. Сокращения раскрываются без оговорок, за исключением случаев, допускающих двоякое толкование. Отсутствующие в тексте слова вставлены по смыслу и заключены в квадратные скобки. Пропуски и неразборчивые места текста оговариваются под строкой. В подстрочных примечаниях текст составителя обозначается курсивом. Сохраняется авторская нумерация писем, обозначение даты и места написания. Имена и географические названия приведены согласно авторской транскрипции. К документам составлены примечания, именной и географический указатели.

Текст писем подготовлен к печати В. М. Хевролиной, ею же составлен научно-справочный аппарат публикации и написана вступительная статья.

Подготовитель публикации выражает благодарность сотрудникам Государственного архива Российской Федерации Е. Д. Гринько и Т. В. Царевской, а также секретарю Комиссии историков России и Болгарии Т. В. Волокитиной за помощь в работе.

В. М. Хевролина

No 1

24 мая. Плоешти

Телеграмма моя, отправленная тотчас по прибытии на отведенную мне квартиру в Плоешти, известила вас, бесценная жинка, милейший друг мой Катя и добрейшая матушка, что я доехал цел и невредим до места назначения к Главной квартире Действующей армии. Не стану возвращаться к первым впечатлениям и ощущениям после разлуки нашей в Казатине! Je ne veux pas faiblir ni nous donner rciproquement des motions inutiles*.

До Жмеринки ехал я один в вагоне и мечтал. Между прочим, нашел я на столе моего отделения, когда жинка уже давно исчезла из глаз и я стал осматриваться, букет (уже завялый) незабудок, сорванный на пути и забытый тобою, милейший друг мой. Я выбрал те цветочки, которые уцелели, и высушил их между листами бумаги... C'est le dernier objet que ma chrie a tenu en main et qui avait fix son attention**. Чтобы доказать тебе, что я не вру, сентиментальничая, посылаю к тебе несколько цветочков (сознаюсь, что поцеловал их предварительно с просьбою передать поцелуй этот по принадлежности) в надежде, что если и откроют письмо мое люди нескромные, то не возвратят всех цветов. Не забудьте меня! Не желая, чтобы кто-либо когда-либо дотрагивался до остальной части букета и не имея возможности сохранить их ради преждевременной завялости, я дождался первого моста через реку и, простившись с милыми остатками, выбросил в воду. Букет поплыл по течению и затонул в вечность, он никому не достанется.

Оказалось, что со мною в поезде находятся Чертков, Голицын (генерал-адъютант) и еще 12 человек из свиты государя и адъютант наследника цесаревича. Их хотели набить в один вагон вместе с другими пассажирами 1-го класса. Свободных вагонов не было. Не будучи эгоистом, мне неловко было пользоваться целым вагоном, и я предложил князю Б. Голицыну и М. И. Черткову перейти ко мне в одно из отделений. Они очень были довольны, благодарны и меня не покидали до самого Плоешти. Вся свита ко мне пристроилась, мне не раз пришлось заступаться за них, облегчая путь, и они говорили, что радуются встрече, считая меня за leur Providence*. Надо сознаться, что по всему пути мне лично оказывали большое внимание и крайнюю предупредительность - не только до русской границы, но, в особенности, в Румынии. В Яссах, в Рошане, в Браилове префекты, два министра и все власти не отходили от меня в продолжении остановок, публика кланялась, толпилась и приветствовала, а в Рошане, где мы остановились на полтора часа, все время угощали концертом и на прощанье криками "Vivat!". Мои сослуживцы были свидетелями оваций и поражены общим сочувствием, как передавал мне Черкасский, от них слышавший.

В понедельник в первом часу прибыли мы в Унгены. Князь Мурузи (отец нашего) выехал навстречу, усадил в экипаж, запряженный 4-мя лошадьми (по-молдавски) цугом, с пестрым кучером, управлявшим верхом четверкою посредством бича и гнавшим нас по плохой и гористой дороге во весь дух лошадей, и привез к себе в имение. Княгиня и он угостили завтраком, чаем, великолепным розаном, показали дом с великолепным видом на Прут, садом и пр. и доставили меня обратно на станцию до отхода поезда. Лишь в 4 часа добрались мы (в том же вагоне) до Ясс. Там префект предложил мне коляску, и я успел осмотреть этот прелестный городок. Жара была значительная, а суета на станции невыносимая. Мне дали отделение (6-ти местное) в вагоне 1-го класса, но я поделился им с Чертковым и Голицыным. Удобств уже никаких не было. За недостатком мест в набитом публикою поезде я поместил Дмитрия и Ивана в почтовом вагоне, где им было хорошо. Положительно можно сказать, что если бы я не догадался взять фургон и лошадей с собою, мне не видать бы своего обоза; лошади и люди натерпелись бы много дорогою. Царский и свитский обозы, отправленные с 12 мая из Петербурга 10-ю поездами, только завтра утром начнут прибывать в Плоешти, а большая часть осталась еще в наших пределах. Коляску мою с вещами, присланными Алексеем, обогнали мы в Корнешти (между Кишиневом и Унгенами). Лошади - придворные и свитские - чахнут в вагонах по 10 дней! Христо (конюх) не нарадуется, что ехал быстро со мною, пользуясь особым вниманием всех железнодорожных властей.