Походка пьяницы. Чума питонов - [80]

Но он не думал, что она способна на такое. И не думал, что это сделает кто-нибудь другой, хотя собственными глазами видел подобные вещи, и даже гораздо более ужасные. Среди всех порождений больной фантазии не было такого злодеяния, которое не совершил бы в последние годы какой-нибудь апатичный исполник, избирая своими жертвами беззащитных мужчин, женщин и детей. Даже во время полета Чандлер представлял себе жирные тела, лежавшие на мягких кушетках в своих роскошных виллах, в то время как хозяева этих тел рыскали без устали по всему миру, сея смерть и позор.

Но что общего могло быть у этой женщины с той гнусностью?

Чандлер не знал, как разрешить такой парадокс. Он не забывал о ненависти, но чувствовал совсем другое. Она была так хороша. Она была игрива. У него начали появляться мысли, которые уже очень давно не посещали его.

Впереди показалась темная глыба острова, и они стали снижаться.

Рози умело посадила самолет на взлетно-посадочную полосу, которая при их приближении зажглась огнями — электронное чудо, или венец невольник у выключателя? Это не имело значения. В тот момент для Чандлера ничто не имело значения.

— Спасибо, любовь моя, — сказала она смеясь. — Мне понравилось. Для таких вещей хорошо использовать чье-нибудь чужое тело, но время от времени хочется попробовать свое.

Они вышли из самолета, и она взяла Чандлера под руку.

— Когда мне дали венец, — вспомнила она с явным удовольствием, — у меня сразу появилась нехорошая привычка. Я провела в постели шесть ужасных месяцев — целых шесть месяцев! И ведь никто не заставлял. О, я побывала всюду, плавала с аквалангом на Большом Барьерном Рифе, каталась на лыжах в Норвегии и… — она сжала его руку, — в общем, всею не вспомнишь. А потом я как-то взвесилась, просто по привычке, и знаешь, сколько я весила? — она закрыла глаза в притворном ужасе, но они смеялись, когда она их снова открыла. — Больше я так не хочу, любовь моя. Конечно, многие из нас позволяют себе слишком многое. Даже Коицка. Коицка особенно. И некоторые женщины. Но, между нами говоря, тем, кто так делает, сохранять особенно нечего.

Она привела его к вилле, где пахло жасмином и гардениями, щелкнула пальцами, и тут же зажегся свет.

— Нравится? О, у нас все только самое лучшее. Что будешь пить? — Она достала два высоких холодных стакана и не позволила Чандлеру сесть в плетеное кресло. — Сюда, любовь моя, — она похлопала по кушетке рядом с собой. Поджав ноги, она прижалась к нему, нежная, теплая, благоухающая и пробормотала, словно сквозь сон:

— Подожди-ка. Что нам поставить? Какую ты предпочитаешь музыку, любовь моя?

— О… все равно.

— Нет! Ты должен был сказать: "Почему бы нам не послушать тему из "Фенси Фри"", — или еще что-нибудь, где я в главной роли. — Она укоризненно покачала головой, и лучи золотого света заиграли на ее венце. — Но раз ты человек с таким грубым вкусом, придется мне все делать самой.

Она нажала кнопку в изголовье своей кушетки, и в ту же секунду из скрытых в углах комнаты динамиков полилась нежная мелодия. Правда, не из "Фенси Фри".

— Это лучше, — сказала она лениво, и после небольшой паузы спросила: — Славно было в самолете?

— Превосходно, — ответил Чандлер. Осторожно, но решительно он выпрямился и машинально полез в карман.

Она вздохнула.

— Хочешь сигарету? Они на столе перед тобой. Надеюсь, тебе понравятся. Они сохранили только одну большую фабрику. Сигарет стало мало, не считая этих ужасных русских, от которых и дыма совсем нет. — Она коснулась своими холодными пальцами его лба. — Ты никогда не говорил мне об этом, любовь моя.

Его словно дернуло током: прикосновение ее пальцев было в то же время и прикосновением реальности.

— Мое клеймо? — выговорил он с трудом. — Но ведь ты, кажется, там присутствовала.

— О, только время от времени. Я пропустила все скандальные подробности, хотя, по правде говоря, из-за них там и оказалась. Иногда я люблю послушать какие-нибудь скандальные истории… но я услышала только этого глупого адвоката и этого глупого судью. Они меня просто взбесили. — Она ухмыльнулась. — К счастью для тебя, я так разозлилась, что и им решила испортить удовольствие.

Чандлер сделал большой глоток виски. Как ни странно, это как будто отрезвило его.

— Ничего особенного не было, — сказал он. — Просто я изнасиловал молоденькую девушку. Такое случается каждый день. Конечно, это сделал за меня один из твоих друзей, но я помню то, что происходило и, если хочешь, могу тебе рассказать, со всеми подробностями. Люди из моего города решили, что это сделал я сам, и обвинили меня в симуляции. Как будто я делал это по своей воле, а не под контролем какого-то исполника или, как они по неведению считают, злого духа или демона. — Его трясло. Он ждал ответа — но она лишь прошептала:

— Мне очень жаль, любовь моя. — И взглянула на него с таким искренним сочувствием, что его гнев угас так же быстро, как и возник.

Он открыл рот, собираясь что-то сказать ей. Но не сказал. Она смотрела на него, такая одинокая, нежная, зовущая. Он поцеловал ее и, когда она ответила на его поцелуй, поцеловал еще раз и еще…

Но не более чем через час он сидел в ее "порше" трезвый, злой, разочарованный и несчастный. С трудом разобравшись в незнакомом управлении, он поехал обратно в город.