Поход в Страну Каоба - [52]

Страх его усилился. Голова работала лихорадочно. Наверное, он потерял свой револьвер и его, видимо, нашел кто-нибудь из индейцев. Вот почему они были так строптивы. Ведь там, у ручья, один из них даже осмелился пробурчать ему что-то в ответ. Дон Ансельмо резко рванул руку назад, и ладонь его легла на кобуру.

Он вздохнул с облегчением, словно ему уже не угрожала никакая опасность. На минуту дон Ансельмо забыл, что, когда он израсходует все шесть пуль, останется еще восемнадцать индейцев, которые обязательно отомстят за своих товарищей.

Дон Ансельмо вынул револьвер и, не останавливая лошади, проверил, есть ли в барабане патроны и спущен ли предохранитель. Потом заткнул револьвер за пояс и закурил сигарету. Но индейцы, которые шли за ним следом, заметили, как судорожно он схватился за револьвер. Они переглянулись, и по их губам скользнула насмешливая улыбка. По этому движению они поняли то, что дон Ансельмо надеялся скрыть. Они поняли, что его охватил страх.

У следующего ручья индейцы опять остановились, но дон Ансельмо и на этот раз ничего им не сказал. Он дал людям отдохнуть. Как и индейцы, он принялся размешивать посол в своей жестяной кружке и даже добавил в напиток немного сахара, чтобы он был вкуснее.

Полчаса спустя команда дошла до небольшой речушки, которую проводники первых прошедших здесь караванов назвали «Лас Тасас» — что значит «чаша». Это название речка получила благодаря камням, выступающим из воды и напоминающим по своей форме чаши. Когда индейцы, дойдя до этой речки, опять сняли свои тюки, достали плошки и расположились было на долгий привал, дон Ансельмо не на шутку рассердился:

— Эй, вы! Ленивые скоты! Поднимайтесь-ка, да побыстрее, не то мы попадем на монтерию через месяц после праздника всех святых! А ну-ка, двигайте ногами! И не сметь останавливаться без моей команды!

Все это он прокричал, придержав свою лошадь посередине реки. Мулы и мальчишка-подручный, тоже верхом на лошади, уже достигли другого берега и начали углубляться в густые заросли джунглей. Мальчишка даже не обернулся на крик дона Ансельмо. Дон Ансельмо хорошо знал индейцев и в точности представлял себе, как часто им нужно пить, чтобы не обессилеть во время похода. День и на самом деле выдался очень жаркий. По индейцы могли идти часами по солнцепеку, почти не испытывая жажды. И все же дон Ансельмо не запретил бы им пить у каждого водоема, как не запретил бы этого ни мулам, ни лошадям. Но его взбесило, что за последние три часа индейцы останавливаются у каждой лужи и устраивают такие длинные привалы, какие можно делать лишь дважды в день, если хотеть засветло добраться до места ночевки.

И вдруг бачахонтек, который сидел на камне, выступающем из воды, крикнул так же громко, как дон Ансельмо:

— Послушай ты, собака проклятая, черт этакий! Ты что же, запрещаешь бедным, издыхающим от жары индейцам выпить глоток воды, которую послал им сам господь бог? Да провались ты в ад! Чтоб тебя змеи сожрали, негодяй!

Дон Ансельмо никогда бы не поверил, что индеец, пеон, может сказать ладино нечто подобное. Даже когда индеец напьется до потери сознания самой паршивой агуардиенте, он не позволит себе так оскорбить ладино. Но ведь бачахонтеки не пеоны, а сыновья независимого племени.

Дон Ансельмо решил, что у кого-то в команде есть водка. Ничем иным нельзя было объяснить поведение индейцев. В первые два дня пути многие завербованные прячут в своих сетках бутылки с водкой. Но пеоны так усердно к ним прикладываются, что на второй день к вечеру мало у кого остается достаточно водки, чтобы напиться допьяна.

Впрочем, был ли кто-нибудь из индейцев пьян, нет ли, значения уже не имело. В команде создалось определенное настроение, и дон Ансельмо понимал, что начинается бунт.

Мальчишка с мулами успел углубиться в джунгли. На один миг у дона Ансельмо мелькнула мысль, не свистнуть ли подручному, чтобы тот вернулся. Но дон Ансельмо тут же отказался от этой мысли — пусть лучше мальчик спокойно едет вперед. Ведь если он вернется, его, наверное, тоже убьют, а это была бы ненужная жертва. В голове дона Ансельмо возникла тысяча планов, как выпутаться из положения, в которое он попал, как подобру-поздорову унести ноги.

Он не знал, есть ли среди индейцев хоть один человек, который оказался бы на его стороне. Конечно, те шесть пеонов, которых он выкупил на плантациях, не станут на него нападать, они испытывают слишком глубокое уважение к ладино. А вот на бачахонтеков нельзя рассчитывать, они не дадут ему убежать. Даже если среди них есть парни, которые не питают к нему вражды, они не посмеют взять его под защиту из страха перед заправилами.

Дон Ансельмо, конечно, не успел додумать все это до конца. Нужно было действовать, и притом немедленно. У него не было и секунды, чтобы оглядеться и выяснить, где враги, а где равнодушные наблюдатели.

Когда дон Ансельмо остановил свою лошадь и крикнул индейцам, что нельзя делать привал, он находился как раз на середине реки. Часть индейцев опередила его во время марша и теперь достигла уже противоположного берега, другие отстали и еще не успели войти в воду, а некоторые расположились на «чашах» — камнях, разбросанных посреди речки. В этом месте река была мелка, вода едва доходила пеонам до бедер, поэтому здесь и был брод. А кто половчей, мог перейти реку, перепрыгивая с камня на камень, почти не замочив ног. Дон Ансельмо убедился, что он полностью окружен. Все произошло так быстро и неожиданно, что он заметил это, только когда было уже поздно что-нибудь предпринять. Теперь уже ничто не могло его спасти, даже смелый прыжок коня. Камни были так неравномерно разбросаны в русле реки, что, в какую бы сторону ни прыгнула лошадь, она неизбежно споткнулась бы и сломала себе ногу, не успев достигнуть берега. Резким движением дон Ансельмо выхватил револьвер. Конечно, он вовсе не собирался пристрелить парня, который осыпал его ругательствами. Он вообще не хотел никого убивать. Да это и не спасло бы его. Он просто хотел держать револьвер в руке и в случае необходимости попытаться с его помощью пробиться на берег. Тогда ему, может быть, удалось бы ускакать от взбунтовавшихся индейцев, выиграть время, продумать дальнейший план действий или просто выждать, пока они сами успокоятся, что вполне могло случиться.