Поход кимвров - [38]

Собранные в одном месте, многие тысячи почти одинаково молодых храбрецов производили сильнейшее впечатление избытком мощных естественных сил, еще не совсем уверенных в своей цели, но весьма грозных, когда все они устремлялись в одном направлении.

Заметно было, что старые высококультурные народы, жившие к югу от Альп, к которым кимвры приближались, но которых еще не видели, уже оказали свое влияние на юных варваров незаметно для последних. Влияние это неслось им навстречу, и они впитывали его по пути; оно сказывалось и в одежде, и в драгоценных украшениях – добыче, взятой с боем у народов, с которыми кимвры приходили в соприкосновение. Да и в их язык это влияние просочилось – они усвоили разные латинские слова и употребляли их, как свои родные, не отдавая себе отчета, откуда они взяли их.

Все слышанное ими о римлянах занимало их и было постоянным предметом их разговора. Недавно они увидели первые водяные мельницы и очень ими заинтересовались. Вот это выдумка! И забавно, и стоит подражания: заставить колесо вертеться без остановки и делать за людей всю работу, не потревожив ни одной кошки в мире?!. Но что же говорит река? Ведь это все-таки очень обидно для духа реки ворочать для людей жернова! Должно быть, ему не пожалели жертв. Слыхали кимвры и про мельницы, приводимые в движение рабами, но еще не видели этой римской выдумки. Рабы ходили да ходили внутри колеса, между его спицами, и оно от этого вертелось. Можно было смеяться до упаду, забавнее этого кимвры ничего не слыхали. Да, много еще чудес предстоит им повидать, когда они подступят к самому Риму и побеседуют с римлянами, от которых идут все эти затеи.

На женщинах кимвров перемена сказалась, как и следовало ожидать, в одежде. Кроме того, разница между женщинами и мужчинами перестала проявляться так резко. Взгляд у женщин стал смелее и речь свободнее; путешествие со всеми его впечатлениями, видимо, развило в них чувство собственного достоинства. Но смотрели они невесело. Детей расплодилось бесчисленное количество, крикливых, как птицы; от детей и скотины деньденьской стоял шум и гам; весь стан был сплошным воплем, восходящим к небесам.

Безусловно, прекрасное впечатление производили молодые девушки, те, что были подростками, когда кимвры выступили в поход, и стали женщинами в пути, выросли, так сказать, на ходу, обрели новую душу, новые глаза; поколение, словно вылитое из одной формы, – стройные, сильные и загорелые девушки, их целое войско; все жизнерадостные и смирные, ловкие и работящие, словно добрые духи стана; никогда еще не было собрано в одном месте более прекрасной компании молодых девушек, столь разнообразных и похожих.

Неустанные, грубоватые заигрывания молодых парней обволакивали девушек истомой желания, как обволакивали их день-деньской и солнце, и ветер. Между коровой и коварным молодчиком с могучими и цепкими руками постоянно была зажата какая-нибудь девушка. Сколько смеха, веселых и двусмысленных игр, подавленного фырканья! Бег взапуски, притворная борьба – сколько способов сближения молодежи разного пола! Кроме любви, они ни о чем и не думали. Но в глубине души робели и прикрывали внутреннюю стыдливость грубостью; ни одна парочка не поладила всерьез, не изведав сладостного тайного брожения крови, глубокого внутреннего волнения и прилива нежной доброты друг к другу. О, молодежь с величайшим искусством носила личину распущенности в угоду господствующему тону и скрывала чувство умиления и потребность в нежности, серьезно привязывавшие молодых людей и девушек друг к другу. Не раньше, чем они сами этого хотели, но вообще достаточно рано становились молодые женщины матерями.

Но как свободно и мощно ни выплескивалось наружу любовное влечение, каким нежным и прекрасным оно ни было, в самой сокровенной своей сущности оно оставалось неудовлетворенным. Идеальная страсть, тоска по вечно женственному искала себе выхода, и Норне-Гесту не понадобилось много времени, чтобы открыть предмет поклонения всей молодежи мужского пола. Это было настоящее поклонение, естественное и непреодолимое, как сила природы, и предметом его являлась одна-единственная женщина стана, даже не женщина еще, а дитя – жрица огня Ведис.

Если отношения между двумя полами в стане кимвров напоминали в общем взаимоотношения осажденных и осаждающих, отчего увядали нежнейшие свойства души, то они расцветали в безгрешном обожании Ведис: все разделяли это чувство и высоко его уяснили. Она стала во время похода юной девушкой; не совсем еще взрослой, а на грани между ребенком и женщиной, очаровательной большой девочкой; все молодые пышущие здоровьем девушки стана отразились в этом одном, как бы просветленном, более утонченном и чарующем образе!

В самой середине стана, за особой внутренней оградой из повозок, кроме шатра самого вождя Бойерика, была разбита большая кожаная палатка, где стояла священная колесница и горел неугасимый костер. В соседних шатрах, внутри той же ограды, жили гюдии со своими помощницами, старые и молодые жрицы огня; самой младшей из них была Ведис.

Уже по своему происхождению она считалась выше всех – дочь самого вождя Бойерика, – но не это было главной причиной всеобщего поклонения – нет; дело в том, что прекраснее девы никогда не было среди кимвров; это был цветок из цветков, взращенный их грезами, самое совершенное и цельное воплощение всех разрозненных прелестей, пленявших их в отдельных женщинах; в ней одной слились все они; она была прекраснейшей представительницей рода в роду.