Похитительница кошмаров - [19]

Кусок шоколадного пирожного застрял у Марен в горле.

– Мне сказали, что она улыбнулась и посмеялась секунду. Поэтому я поспешила сюда. – Она отложила вилку и прищурилась, глядя в стол, чтобы Амос не заметил её слёз. – Я на самом деле подумала, что она проснётся. Я около трёх часов смотрела на её лицо, но она даже не пошевелилась. Моё терпение на исходе. Мне хочется кричать.

– Это ведь хороший признак, ну, то, что она улыбнулась? – сказал Амос.

– Это да. – Марен воткнула вилку в комок глазури. – Но через девять дней её хотят перевести в другую клинику, ещё дальше отсюда. Трудно надеяться на её скорое выздоровление.

Амос долго жевал, затем отхлебнул молока.

– Это уже третий сердечный приступ моего дедушки. Каждый раз, когда это случается, я думаю: вот оно, конец, он умрёт, – но он всё ещё жив. Дело в другом – каждый раз, когда это происходит, он всё больше теряет память. – Амос посмотрел на Марен. Его глаза тоже были слегка влажными. – Это что-то противоположное надежде.

– Сочувствую, – сказала Марен.

Амос размял своё пирожное в плоский блин.

– Обидно, что я единственный навещал его всё это время. И я боюсь, что он умрёт, пока я здесь, и не знаю, как быть.

– Однажды, когда мои родители были на работе, я пришла к Хэлли, – сказала Марен. – Как вдруг все её медицинские машины запищали. Прибежали медсёстры, вызвали врачей и заставили меня выйти в коридор. Я же думала лишь о том, что Хэлли умрёт и моих родителей с ней не будет. И почему-то почувствовала себя виноватой.

Некоторое время оба молчали. Амос лепил из своего пирожного что-то вроде крепости, а Марен продолжала тихонько выбивать под столом чечётку.

– Кто у вас в этом году классная? – спросил он наконец.

– Я не смотрела списки, – сказала Марен. – Я хочу перевестись куда-нибудь ещё, но мама не разрешает, поэтому в сентябре я прогуливаю занятия, насколько могу.

Амос вскрыл пакетик с сахаром и высыпал вокруг своей крепости-пирожного, будто это речной песок.

– Я сказал Кертису, чтобы он перестал говорить про тебя всякое такое.

– Так он тебя и послушал! – ответила Марен. – Но это не помешало тебе общаться с ним.

Амос принялся увлечённо разгребать сахарный песок вилкой. Марен отодвинула тарелку.

– Почему ты дружишь с этим мальчишкой? Ведь он, наверное, не любит даже свою собаку.

Амос виновато пожал плечами:

– Его родители развелись в прошлом году, и его отец переехал в другой штат. Мы об этом почти не говорим, но иногда мне кажется, что он единственный, кто действительно понимает, что это такое.

– Наверное, я не понимаю, что это такое, но я тоже пыталась быть твоим другом, – сказала Марен.

– Знаю. – Амос съехал ниже на стуле. – Но у тебя была такая идеальная семья, и порой мне было трудно быть рядом.

Марен, пожалуй, не согласилась бы с тем, что её семья в то время была идеальной, но она отдала бы всё на свете, чтобы вернуть это время назад, чтобы иметь возможность драться с Хэлли из-за ванной и носков.

– Кертис не так уж и плох, когда других нет рядом, – сказал Амос. – В тот раз, во время ответного матча, когда я не смог поймать последний мяч в серии пенальти и мы проиграли, он пригласил меня к себе домой поесть пиццы. Я думал, что смогу убедить его не быть таким вредным и мы все сможем стать друзьями. Но потом ты разозлилась и заблокировала мой номер и не отвечала ни на звонки, ни на мои электронные письма. И я был совсем один и не знал, что делать. – Амос отложил вилку.

Марен вспомнила все эти мерзкие, злобные клички, которыми обзывал её Кертис. Она ненавидела, как другие дети смеялись вместе с ним только потому, что он насмехался не над ними. Она ненавидела его подлую тактику раз за разом повторять одни и те же выдуманные истории до тех пор, пока люди не начали им верить. За эти годы он нагородил о ней столько лжи, что она потеряла им счёт, но некоторые из его выдумок мучительно застряли в её памяти:

Когда Марен была младенцем, ей снились кошмары. Вот почему она сейчас такая уродина.

Марен такая страхолюдина, что вынуждена добавлять в сны, которые она продаёт, тайные ингредиенты, чтобы нравиться людям.

У сестры Марен другой папа. Вот почему Хэлли такая красивая, а Марен похожа на тролля.

Марен отодвинула стул. Скрежет ножек по плиткам пола эхом разнёсся по кафетерию.

– Лишь потому, что он вежлив с тобой, он не перестаёт быть ужасным человеком, – сказала она. – Спасибо за пирожное.

– Подожди, – позвал Амос, но Марен даже не оглянулась.

10

– Вот ты где!

Марен тут же проснулась. Она, словно кошка, свернулась клубочком на стуле рядом с кроватью Хэлли. Фартук Лишты сидел криво, а одна из её косичек отцепилась и торчала сбоку, как антенна. – Ты сказала, что будешь в кафетерии, – сказала бабушка, садясь на край кровати Хэлли и беря одну из её безвольных рук.

– Я долго сидела в кафетерии, – ответила Марен, – а потом ушла.

Лишта наморщила и без того морщинистый лоб:

– Что-то не так?

Марен собиралась сказать «ничего», но промолчала.

– Наверное, я единственная считала, что пробуждение Хэлли – это веская причина, чтобы провести здесь целый день. Но при этом, похоже, я также единственная, кому хватило глупости думать, что она проснётся.