Похитители сутей - [4]

— Но почему?! — возмущалась дама перед стойкой. — Да, я знаю, что тело не транслируют… но почему драгоценности нельзя передать? Почему мои украшения не могут отправиться со мной? Ведь я без них буду там, пардон, как нагая!

Дама напирала на слово “драгоценности”, горделиво смотрела на очередь. Ей было за пятьдесят, вырез платья излишне открывал дряблую, морщинистую грудь, но в ушах искрились, покачиваясь, двухъярусные изумрудные подвески, сизые волосы украшал черепаховый гребень с бриллиантами, складки смуглой шеи маскировали нити крупного жемчуга; запястья обвивали змееподобные золотые браслеты с рубинами.

“Везде одно и то же, — думал комиссар, — стремление даже из математики хватануть то, что возвышает. То, что здесь — и не только здесь — идет как номер пси-класса транспортировки, на самом деле просто порядок дифференцирования функции под названием “личность”. Чем она сложнее, тем более высоких порядков дифференциалы ее что-то значат, — их надо считывать, транслировать или хранить в кассетах… а это технически сложнее и дороже. Но почему, скажите мне, быть сложным — хорошо? Ведь главные черты личности во всех мирах: простота, доброта, ясность, воля, честность, уравновешенность, здоровье — математически дифференциалы низших порядков… что же в них низшего-то?!. Из глупости претензий этой дамы ясно, что транслировать ее по третьему классу — в самый раз. А на пятый она потратилась, чтобы потом морально уничтожать знакомых: “Вот я в Кассиопею летала по пятому!..”

— Ваша склонность украшать себя, Мариам Автандиловна, — корректно объяснял между тем красавец регистратор, — учтена вот в этом столбце пси-карты. Видите вереницу дырочек вплоть до уровня в 12 баллов? Эта информация будет передана вместе с другими вашими сутями, на каждой планете вам подберут обменницу с аналогичными наклонностями. Например, у Веги на планете завро-сапиэнсов вы будете носить красное целлулоидное кольцо в носу и ярко начищенный медный таз на животе; впереди будет шествовать юный завр и ударять хоботом в бубен. У двоякодышащих Денеба чешую вам раскрасят во все цвета радуги от жабр до хвоста…— В очереди захихикали; у дамы медленно отваливалась челюсть. — Когда вы окажетесь у “весельчаков” Альдебарана, каждую веточку ваших рогов украсит отдельный микротранзистор, и все ,они будут исполнять разные мелодии. Драгоценности же, если они у вас настоящие, вам лучше сдать на хранение в банк. Ближайшие — на Привокзальной площади. Очень сожалею, но…— и он изящно указал на плакат над стойкой: “К— сведению обессучиваемых: за сохранность драгпредметов, оставшихся на обессученных телах, администрация ответственности не несет”.

— Если… настоящие?! Это про мои-то кровные!.. — пришла наконец в себя дама, забушевала в полный голос. — Ах ты, молокосос! Я этого так не оставлю, я тебе покажу рога и медный таз!

Мегре бросил на регистратора сочувственный взгляд, двинулся дальше вниз.

Студент и поджарый брюнет, забегающий то справа, то слева, шагали по спирали витком ниже. Комиссар хорошо слышал разговор.

— Слушай, я же серьезную сумму предлагаю, — напористо частил брюнет. — Продашь — и тебе хорошо, и мне хорошо. Сможешь летать даже по пятому и гораздо дальше. Ну?

— Сейчас хорошо — а потом? — флегматично возразил студент. — Ты за меня будешь физхимию долбать, экзамены сдавать?

— Да отрастет она у тебя, эта способность, отрасте-ет! — почти запел брюнет. — Ты же молодой, у молодых сути восстанавливаются, как хвост у ящерицы, чтоб я так жил! Хорошо, набавлю еще сотню галактов — по рукам?

— Катись-ка ты знаешь куда… Отрастет! Нашел дурачка. Сдам вот тебя внизу.

— Ну-ну-ну, зачем же ж так? У нас же ж полюбовная беседа. Не желаешь, не надо, исчезаю.

Когда Мегре, перегнувшись через перила, взглянул вниз, веснушчатый юноша шагал один. Учащенная походка его собеседника слышалась ярусом ниже. Комиссар запомнил диалог.

Круг второго яруса, где расположился самый ходовой для межзвездных пси-полетов III класс, имел в диаметре метров пятьдесят. Здесь было суетно, шумно, душновато; «ковровые дорожки сменил потертый линолеум. Граждане земного вида (хотя многие, по существу, жители иных миров) табунились у стоек, кассовых окошек. Кабины, к которым тянулись очереди, здесь были упрощены до уровня пляжных: виднелись ноги раздевающихся, над перегородками возвышались их головы. Стены украшали плакаты с грудастыми пси-стюардессами и — помимо уже знакомого комиссару воззвания насчет драгпредметов — многие лозунги: “Провожающие, проверьте, не остались ли у вас пси-карты отбывающих!”, “Купля-продажа сутей категорически запрещена!”, “Не приближайтесь к телам ваших обессученных родственников, это опасно!” и т. д.

Здесь работал конвейер. Обессучиваемых укладывали лицом вниз на движущуюся черную ленту, двухметровые секции которой были отгорожены бортиками. Служители в доспехах, напоминающих хоккейные, закрепляли руки и ноги пассажиров ремнями, одним ловким движением настилали вдоль позвоночника спинную контактку, надевали и обжимали на головах решетчатые шлемы со жгутами проводов, щелкали тумблерами — и дальше действовала электроника.