Похититель теней - [20]

«Ты мой похититель тени, где бы ты ни был, я всегда буду думать о тебе», — и убежала.

Вот как круто может повернуть жизнь в августе. Достаточно встретить такую вот Клеа, чтобы ни одно утро больше не было прежним, все стало другим, а от одиночества не осталось и следа.

Вечером после моего первого поцелуя мне захотелось написать Люку о том, что со мной произошло. Может быть, просто чтобы продлить это мгновение. Рассказать о Клеа значило еще немного побыть с ней. Я написал — и порвал письмо на мелкие кусочки.

На следующий день Клеа у маяка не было. Я раз десять прошелся взад-вперед по дамбе, поджидая ее. Мне стало страшно: вдруг она упала в воду? Опасное дело — к кому-то привязываться. С ума сойти, до чего от этого бывает больно. Больно от одного лишь страха потерять. С папой у меня не было выбора, отцов не выбирают, и что я мог поделать, если он однажды решил оставить меня, но Клеа — другое дело. С ней все было иначе. Я не находил себе места, как вдруг услышал вдали мелодию виолончели. Клеа была на набережной, вместе с родителями, у киоска с мороженым. Ее отец уронил пломбир на рубашку, и Клеа заливалась смехом. Я не знал, что мне делать, остаться или бежать к ней. Мама Клеа помахала мне рукой. Я помахал в ответ и ушел в противоположном направлении.

Скверный выдался день; я ждал Клеа, не понимая, почему мне так грустно. Дамбу, где мы гуляли еще вчера, хлестали волны. В одиночестве мне стало тоскливо, хоть волком вой. Должно быть, мне нынче встретилась худшая из теней, тень отсутствия, и в ее обществе я чувствовал себя отвратительно. Не надо было мне доверять Клеа и открывать ей мой секрет. Лучше бы вообще ее не встречать. Всего несколько дней назад я в ней не нуждался, в моей жизни все шло своим чередом, без особых радостей, но хоть жить было можно. Теперь, без Клеа, все вокруг словно рухнуло. Как же тяжко ждать от кого-то знака, чтобы почувствовать себя счастливым. Я ушел с дамбы и направился к пляжному магазинчику. Мне хотелось написать отцу; я стащил с вертящейся стойки большую открытку и устроился за столиком в кафе. Народу в этот час было немного, официант ничего не сказал.

Папа,

пишу тебе с моря, мы с мамой приехали сюда на несколько дней каникул. Я бы хотел, чтобы ты был с нами, но ничего не поделаешь. Мне бы получить от тебя весточку, знать, что у тебя все хорошо. У меня — по-всякому. Будь ты здесь, я рассказал бы тебе, что со мной происходит, и, думаю, мне бы это пошло на пользу. Ты дал бы мне совет. Люк говорит, что отец загрузил его своими советами, а вот мне их очень не хватает.

Мама говорит, что нетерпение убивает детство, а я так хочу скорее вырасти, папа, быть свободным, уехать куда вздумается, подальше от мест, где мне нехорошо. Когда я буду взрослым, я разыщу тебя, где бы ты ни был.

Если до тех пор мы не увидимся, у нас так много накопится сказать друг другу, что понадобится сто обедов или хотя бы неделя каникул вдвоем. Было бы здорово провести столько времени вместе. Я догадываюсь, что это, наверно, очень сложно, хоть и не знаю почему. Каждый раз, когда я думаю об этом, у меня возникает еще один вопрос: почему ты мне не пишешь? Ты-то знаешь, где я живу. Может быть, ты ответишь на эту открытку, может быть, я найду письмо от тебя, когда вернусь домой, а может быть, ты за мной приедешь?

Как мне надоели эти«может быть»!

Твой все равно любящий тебя сын.

Я дошагал до почтового ящика. Ну и пусть я не знаю, где живет мой отец. Как когда-то на Рождество, я отправил письмо без марки и без адреса.

* * *

На одном из прилавков на пляже висел красивый воздушный змей из гофрированной бумаги в форме орла. Я сказал продавцу, что мама заплатит ему позже. Мое лицо, видно, внушает доверие, и я ушел с воздушным змеем под мышкой.

Сорок метров шпагата — так было написано на упаковке. С сорокаметровой высоты, наверно, виден весь городок: и церковь с колокольней, и главная улица, и карусель на площади, и дорога, убегающая в поля. А если выпустить шпагат из рук, можно увидеть и всю страну, с попутным ветром облететь вокруг Земли и разглядеть с высоты тех, кого вам не хватает. Хотел бы я быть воздушным змеем.

Мой орел шел вверх, катушка еще не до конца размоталась, но он гордо парил в небесах. Его тень дрожала на песке, но тени от воздушных змеев неживые, это просто пятна. Когда игра мне наскучила, я подтянул мою птицу к себе, сложил ей крылья, и мы пошли домой. В гостинице я начал было искать, куда бы его спрятать, но передумал.

Досталось мне на орехи, когда я показал маме ее будто бы подарок. Она пригрозила выбросить его на помойку, но потом остановилась на еще более жестоком варианте: заставить меня вернуть змея продавцу и найти слова, чтобы выпросить прощение за свой, цитирую, непростительный поступок. Я испробовал обезоруживающе виноватую улыбку, но она маму не обезоружила. Пришлось лечь спать без ужина, но ничего страшного: когда я злюсь, мне не хочется есть.

* * *

Назавтра в половине одиннадцатого, припарковав машину напротив пляжного магазинчика, мама распахнула дверцу и бросила мне с угрожающим видом:

— Давай выходи быстро, ты знаешь, что надо делать!