Похититель моего сердца - [10]

– Не смотрите на меня, – прошептала она.

– Джиллиан, – он опять заговорил преувеличенно звучным голосом и по излишне быстрому взгляду понял, что снова оживил ее страхи, – вы должны признать, что я могу делать все, что захочу. Все, что угодно. Смотреть, сколько захочу – и на вас, и на поля, по которым мы едем.

– Как будто такого негодяя, как вы, интересуют поля.

– Вот тут вы не правы – меня ничто не радует больше, чем вид ухоженных полей.

Его страстью всегда было скакать верхом ночью, по полям, после того как снимут урожай. Обычно Камерон ездил по ночам, потому что находил особую прелесть в серебристом свете, заливающем чисто скошенные пространства, когда зерно убрано в амбары, а сено сложено в высокие стога и ждет лишь, когда его начнут скармливать скоту. Потеряв Бенингтон-Мэнор, Камерон уже не мог позволить себе этого удовольствия.

– Эти поля никак нельзя назвать ухоженными.

– До недавнего времени они были в прекрасном состоянии. Их возделывал Джейми Меткаф, к которому мы едем.

Ни одного стога, высокого и толстого, говорящего о богатом урожае. Луна осветила засохшую ботву кормовой свеклы, до сих пор сидящей в земле. Стебли злаков качали на ветру почти пустыми колосьями, корнеплоды остались гнить в земле, драгоценное, поддерживающее жизнь зерно осыпалось на землю. Этой зимой скот Джейми Меткафа передохнет от голода; да и семье Джейми Меткафа тоже грозит голодная смерть.

– Семья, соседи должны были позаботиться о его урожае, – прошептал Камерон, придя в смятение от вида гибнущих плодов тяжелого труда.

– Зачем? Чтобы потом армия Кромвеля его конфисковала? – раздраженно бросила Джиллиан. – Так, по крайней мере, зерно упадет на землю и весной прорастет, а если зима будет не слишком суровой, жена Джейми соберет хоть какие-то корнеплоды.

– Если ее сюзерен хороший хозяин, ей не удастся долго кормиться таким образом. Если бы это была моя земля, я бы знал, кому отдать эти поля.

– Благодарю Бога за то, что Мэри Меткаф и ее детям повезло и лорд Харрингтон добрее вас.

– Большинство людей добрее меня, Джиллиан.

– Можете мне об этом не напоминать.

Однако хотя она и отпускала в его адрес колкие замечания, Камерон видел, что ее мысли были больше заняты домом, к которому они подъезжали, чем собственными неприятностями. Доктор Боуэн тоже выпрямился и с беспокойством всматривался в приземистую убогую лачугу. Несмотря на то, что их жизнь перевернулась, эти двое, казалось, забыли о своих невзгодах, тревожась за умирающего арендатора.

Странным во всем этом было то, что его задела за живое схватка незнакомого крестьянина со смертью. Обвинения, брошенные Джиллиан, также не давали ему покоя, тем более что он сознавал их справедливость. Если бы всего час назад Камерон услышал, что какой-то арендатор из-за болезни не смог убрать урожай, это вызвало бы у него раздражение, но никак не сочувствие. Он не стал бы даже думать об осиротевшей семье, ему было бы наплевать на ее будущее, и он скорее всего приказал бы своему управляющему выставить их из дома и вселить туда другую семью.

Камерона задело за сердце и напомнило о потерянном то, что эти поля были чертовски запущены, неубранное зерно падало на землю. Если бы он все еще являлся владельцем Бенингтон-Мэнора, плодородные поля были бы уже подготовлены к зиме, зерно убрано, а вспаханная земля ждала бы, когда ее снова засеют.

Новые владельцы Бенингтон-Мэнора… Кто знает, что они сделали? Наверняка земля заросла сорняками. Кромвель не заботился о плодородии земли, он просто конфисковывал земли тех, кто поддерживал короля, и раздавал их сторонникам республики; вот почему у Камерона никогда не возникало желания посмотреть на то, что у него так жестоко отобрали.

Когда они подъехали к маленькому домику, Камерон заметил, что одно окно не закрыто ставнями, а на подоконнике, мигая, догорает свеча. Доносившиеся из дома горестные женские рыдания и испуганный плач детей были столь громкими, что заглушали скрип колес фургона.

– Мы опоздали! – Джиллиан прикрыла глаза, как будто посылала небесам короткую молитву. Когда она их открыла, взгляд ее казался усталым, и вся она выглядела опустошенной. Это тоже входило в расчеты Камерона. Так отчего же в его душе поднимался протест, вызывающий желание дотронуться до Джиллиан, нежно приласкать, чтобы в глазах ее опять засветились ум и сила духа, которые его почему-то привлекали?

Джиллиан с отцом выбрались из коляски с согласованностью людей, которые проделывали это множество раз. Они уже были на земле, когда старик обернулся через плечо и увидел, что их спутник не идет за ним.

– Молодой доктор?

Камерон помедлил, потом с неохотой слез со своего возвышения и присоединился к ним, когда они входили в дом.

В очаге ярко горел небольшой огонь, освещая восковое лицо мужчины, в муках покинувшего этот мир. Его жена на коленях стояла у кровати и раскачивалась из стороны в сторону. Судя по гибкости тела, она была молода, и избороздившие лицо морщины говорили скорее не о возрасте, а о тяжести жизни.

Пронзительный плач, который они услышали еще снаружи, продолжал раздаваться сквозь ее стиснутые зубы. К ней прильнули дети. Старший доставал матери до подбородка; двое следующих – близнецы с одинаково испуганными глазами – были ей по плечо. Самый младший – младенец в пеленках – вопил, сидя на потрепанном подоле материнской юбки. Судя по туго натянутому фартуку на животе, выводок вскоре должен был пополниться еще одним ребенком.