Похищенный - [67]

Рейф вступил в спор с кем-то из полицейских. Они очень походили друг на друга: оба высокие, поджарые, разъяренные и яростно жестикулирующие. Они разговаривали на разных языках, но, очевидно, Рейфу удалось что-то втолковать полицейскому, потому что тот отступил на шаг и поднял руки вверх, сдаваясь. Рейф повернулся и подошел к Эмме.

— Они хотят, чтобы мы поехали с ними в участок, — сказал он. — Они не станут арестовывать нас, если мы сейчас уедем.

— Не станут арестовывать нас? — Эмма не верила своим ушам. — А за что они хотят нас арестовать?

— Ханты могут обвинить нас в нарушении права их частного владения и в причинении порчи их собственности, — пояснил Рейф. — Или даже в совершении попытки взлома и проникновения, поскольку вы пытались силой ворваться в их дом.

— Неужели они ничего не понимают? — в отчаянии закричала Эмма. — Разве они не знают, почему я пыталась проникнуть в дом? Там мой сын! И я не уйду без него!

Она бросилась было к дому, но полицейский со злыми глазами преградил ей дорогу. Рейф взял ее за руку.

— У нас нет другого выхода, — горячо заговорил он. — Если мы не уйдем отсюда по доброй воле, они увезут нас силой.

Эмма снова посмотрела на пистолеты. Черные и масляно поблескивающие, они внушительно покачивались на поясах полицейских. До сих пор ей не доводилось видеть настоящего оружия, а сейчас она в буквальном смысле окружена им. Пистолеты! И это при том что Риччи находился всего в нескольких футах отсюда. Полицейские изрядно напугали ее. Они ничуть не походили на британских «бобби»[12], которых она часто встречала на улицах Лондона, вежливых мужчин и женщин в клетчатых фуражках и ярко-желтых куртках. Эти мужчины напоминали солдат, жестоких и злых, как если бы они привыкли жить в горах и, чтобы прокормиться, охотиться на диких животных, зажав в зубах острый нож.

— Это не те люди, с которыми можно шутить, — перехватил ее взгляд Рейф. — Чем быстрее мы уедем с ними, тем быстрее найдем кого-нибудь, кто говорит по-английски. Кроме того, мы можем обратиться в консульство Великобритании. И там нам наверняка помогут уладить дело миром.

Дальше следовали отрывочные воспоминания о поездке в машине, когда Эмму швыряло и раскачивало на поворотах, в которые еле вписывался автомобиль на быстро темнеющей трассе. В здании, выкрашенном в кремовый цвет, к ним подошел мужчина в клетчатой рубашке и по-английски пригласил их сесть в другую машину — как решила Эмма, чтобы вернуться назад, к дому Хантов.

Но вместо этого они оказались в консульстве.

Она с трудом выбралась из автомобиля. С трех сторон на них угрожающе надвинулись неприветливые серые здания. Рейф опередил ее и, стоя на вымощенном брусчаткой тротуаре, уже о чем-то разговаривал с водителем в клетчатой сорочке. Эмму все сильнее охватывало дурное предчувствие.

Что она здесь делает? Почему она позволила этим людям увезти себя от дома, в котором держали ее Риччи?

Вслед за Рейфом и водителем она поднялась по ступенькам и вошла в сводчатую дверь. Стук их каблуков по кафельной плитке эхом отражался от высоких потолков коридора — планк-плинк-планк — подобно каплям воды, падающим в глубокий колодец.

— Подождите минутку, пожалуйста, — обратился к ним водитель в клетчатой рубашке и исчез.

В коридоре было холодно. С потолка свисала голая, слишком яркая лапочка, отбрасывающая по углам резкие, контрастные черные тени. На стенах висели тяжелые, мрачные портреты пожилых мужчин с бородками и пронзительными глазами. А что там за штука стоит в алькове? Эмма напрягла зрение. Мраморная статуя в натуральную величину, изображающая женщину в длинной накидке с пустыми глазами, склонившуюся над ребенком, которого она держала на коленях. Лицо мраморной женщины оставалось в тени, и лишь высокие скулы отчетливо выделялись над впалыми щеками. Низкий нависающий лоб лишь усиливал ощущение угрозы, исходившей от фигуры. Ребенок со страхом смотрел снизу вверх в лицо женщине. Она приподняла руку, как будто намереваясь ударить его.

— Здравствуйте!

Эмма резко повернулась на звук голоса.

— Брайан Ходжкисс, — представился запыхавшийся молодой человек, выходя к ним из дальней части коридора, тонувшей во тьме. В знак приветствия он приподнял руку. — Сотрудник консульства. Я дежурю здесь во внерабочее время, на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. Полагаю, с вами случилось какое-то недоразумение?

— Да. — Эмма сделала шаг вперед, ему навстречу. — Да, так оно и есть. Я хочу, чтобы мне вернули моего сына, и немедленно!

— Понимаю, — ответил мистер Ходжкисс. На его лице проступили озабоченность и беспокойство. — Мне известна ваша история, и я вам искренне сочувствую. Но проблема заключается в том, что та семья утверждает, что ребенок вовсе не ваш.

— Нет, мой! — Эмма постаралась вложить в свой голос максимум твердости.

Мистер Ходжкисс дипломатично откашлялся.

— Я только что разговаривал с детективом-инспектором Хиллом, из Лондона, — пояснил он. — Полагаю, личность ребенка установлена…

— Я говорю не об установлении личности, — перебила его Эмма. — Я своими глазами видела его час назад.

— Я не ставлю под сомнение ваши слова. — Мистер Ходжкисс поднял руки, словно защищаясь, а потом опустил их характерным жестом, как будто разглаживал пуховое одеяло. — И не намерен этого делать. Однако, как мне сообщила полиция, вы вообще не должны были там находиться. Так что это семейство вправе обвинить вас в нарушении их права частной собственности.