Похищенный - [22]

I asked him of the brig (which he declared was the finest ship that sailed) and of Captain Hoseason, in whose praises he was equally loud.	Я расспросил его про бриг - он объявил, что это лучшее судно на свете - и про капитана, которого он принялся славословить с не меньшим жаром.
Heasyoasy (for so he still named the skipper) was a man, by his account, that minded for nothing either in heaven or earth; one that, as people said, would "crack on all sail into the day of judgment;" rough, fierce, unscrupulous, and brutal; and all this my poor cabin-boy had taught himself to admire as something seamanlike and manly.	По его словам, выходило, что Хози-ози (так он по-прежнему именовал шкипера) - из тех, кому не страшен ни черт, ни дьявол, кто, как говорится, "хоть на страшный суд прилетит на всех парусах", что нрава он крутого: свирепый, отчаянный, беспощадный. И всем этим бедняга приучил себя восхищаться и такого капитана почитал морским волком и настоящим мужчиной!
He would only admit one flaw in his idol.	Всего один изъян видел Рансом в своем кумире.
"He ain't no seaman," he admitted.	- Только моряк он никудышный, - доверительно сообщил он мне.
"That's Mr. Shuan that navigates the brig; he's the finest seaman in the trade, only for drink; and I tell you I believe it!	- Управляет бригом мистер Шуан, этот - моряк, каких поискать, верь слову, только выпить любит!
Why, look'ere;" and turning down his stocking he showed me a great, raw, red wound that made my blood run cold. "He done that--Mr. Shuan done it," he said, with an air of pride.	Глянь-ка! - Тут он отвернул чулок и показал мне глубокую рану, открытую, воспаленную - у меня при виде нее кровь застыла в жилах, - и гордо прибавил: - Это все он, мистер Шуан!
"What!" I cried, "do you take such savage usage at his hands?	- Что? - вскричал я. - И ты сносишь от него такие зверства?
Why, you are no slave, to be so handled!"	Да кто ты, раб, чтобы с тобой так обращались?

"No," said the poor moon-calf, changing his tune at once, "and so he'll find.	- Вот именно! - подхватил несчастный дурачок, сразу впадая в другую крайность. - И он еще это узнает!
See'ere;" and he showed me a great case-knife, which he told me was stolen.	- Он вытащил из чехла большой нож, по его словам, краденый.
"O," says he, "let me see him, try; I dare him to; I'll do for him!	- Видишь? - продолжал он. - Пускай попробует, пускай только посмеет! Я ему удружу!
O, he ain't the first!" And he confirmed it with a poor, silly, ugly oath.	Небось, не впервой! - ив подтверждение своей угрозы выругался, грязно, беспомощно и не к месту.
I have never felt such pity for any one in this wide world as I felt for that half-witted creature, and it began to come over me that the brig Covenant (for all her pious name) was little better than a hell upon the seas.	Никогда - еще никого мне не было так жалко, как этого убогого несмышленыша; и притом я начал понимать, что на бриге "Завет", несмотря на его святое название, как видно, немногим слаще, чем в преисподней.
"Have you no friends?" said I.	- А близких у тебя никого нет? - спросил я.
He said he had a father in some English seaport, I forget which.	Он сказал, что в одном английском порту, уж не помню в каком, у него был отец.
"He was a fine man, too," he said, "but he's dead."	- Хороший был человек, да только умер.
"In Heaven's name," cried I, "can you find no reputable life on shore?"	- Господи, неужели ты не можешь подыскать себе приличное занятие на берегу? - воскликнул я.
"O, no," says he, winking and looking very sly, "they would put me to a trade.	- Э, нет, - возразил он, хитро подмигнув. - Не на такого напали!
I know a trick worth two of that, I do!"	На берегу мигом к ремеслу пристроят.
I asked him what trade could be so dreadful as the one he followed, where he ran the continual peril of his life, not alone from wind and sea, but by the horrid cruelty of those who were his masters.	Тогда я спросил, есть ли ремесло ужасней того, которым он занимается теперь с опасностью для жизни, - не только из-за бурь и волн, но еще из-за чудовищлей жестокости его хозяев.
He said it was very true; and then began to praise the life, and tell what a pleasure it was to get on shore with money in his pocket, and spend it like a man, and buy apples, and swagger, and surprise what he called stick-in-the-mud boys.	Он согласился, что это правда, но тут же принялся расхваливать эту жизнь, рассказывая, как приятно сойти на берег, когда есть денежки в кармане, промотать их, как подобает мужчине, накупить яблок и вообще покрасоваться на зависть, как он выразился, "сухопутной мелюзге".
"And then it's not all as bad as that," says he; "there's worse off than me: there's the twenty-pounders.	- Да и не так все страшно, - храбрился он. -Другим еще солоней. Взять хотя бы "двадцатифунтовок".
O, laws! you should see them taking on.	Ух! Поглядел бы ты, каково им приходится!
Why, I've seen a man as old as you, I dessay"--(to him I seemed old)--"ah, and he had a beard, too--well, and as soon as we cleared out of the river, and he had the drug out of his head--my! how he cried and carried on!