Похищенный. Катриона (Романы) - [166]

«Любезный сэр! Ваши высоко ценимые щедроты получены, о чем согласно нашему условию и спешу вам сообщить. Все будет полностью потрачено на мою дочь, которая находится в добром здравии и просит кланяться ее доброму другу. Она пребывает в меланхолическом расположении духа, но уповаю, что с божьей милостью к ней вернется ее веселость. Живем мы тут в большом уединении, но утешаемся грустными напевами наших родных гор и прогулками по берегу моря, омывающего и Шотландию. Куда более счастлив я был, когда лежал с пятью ранами на Глэдсмурском поле. Я нашел себе занятие на конном заводе, принадлежащем французскому вельможе, где мои познания и опыт весьма и весьма уважаются. Но, любезный сэр, вознаграждение настолько смехотворно, что мне стыдно его назвать, и поэтому ваше вспомоществование тем более необходимо для того, чтобы моя дочь легче переносила невзгоды, хотя, полагаю, встреча со старыми друзьями была бы ей даже еще полезнее.

Остаюсь, любезный сэр,

вашим покорнейшим слугой,

дружески к вам расположенный

Джеймс Макгрегор Драммонд».

Дальше следовала приписка рукой Катрионы:

«Не верьте ему, это одна только ложь.

К. М. Д.»

Она не только добавила эту строку, но, по-видимому, чуть было вообще не порвала письмо,- во всяком случае, оно пришло много позже положенного срока, и третье я получил почти следом за ним. В промежутке приехал Алан, и его веселые разговоры совсем изменили мою жизнь. Он представил меня своему родичу - шотландцу, служившему в голландском полку и употреблявшему спиртные напитки в количествах, превосходивших всякое воображение, в остальном же ничем не интересному. Меня часто приглашали на обильные обеды, и я сам дал несколько, но мою печаль это не развеивало. Мы с ним - с Аланом, а отнюдь не с его родственником - много говорили о моих отношениях с Джеймсом Мором и его дочерью. Я, разумеется, избегал подробностей, тем более что рассуждения Алана меня мало располагали к дальнейшей откровенности.

- Я ничего не понимаю! - восклицал он.- Однако как ни погляжу, а ты свалял большого дурака. Не много найдется людей, способных потягаться опытом с Аланом Бреком, но и я слыхом не слыхивал о подобных девицах. Послушать тебя, так выходит что-то вовсе ни с чем не сообразное. Не иначе, Дэвид, как ты все запутал и напортил!

- Порой я и сам так думаю,- отвечал я.

- А самое-то странное то,- продолжал Алан,- что ты вроде бы питаешь к ней любовь!

- Такую сильную, какой не бывает, Алан,- ответил я.- И думаю, что сойду с ней в могилу.

- Да уж, не ждал я от тебя такого! - заканчивал он разговор.

Я показал ему письмо с припиской Катрионы.

- Ну вот! - воскликнул он.- В честности и здравом смысле этой „твоей Катрионе как будто не откажешь! А что до Джеймса Мора, так он пуст, как барабан: одно брюхо да трескучие слова. Спору нет: при Глэдсмуре он дрался неплохо и про пять ран тут написано верно. Но пустой он человек, вот в чем вся его беда.

- Значит, ты понимаешь, Алан, как мне тяжело оставлять ее в таких руках? - сказал я.

- Да, хуже их не отыщешь,- согласился он.- Только ты-то что можешь сделать, Дэви? Видишь ли, так уж заведено между мужчинами и женщинами. Женщине что ни толкуй, она будет стоять на своем. Либо ты ей нравишься, и тогда все хорошо, либо нет, и уж тогда можешь и не стараться - проку все равно не будет. Женщина либо последнюю рубашку продаст ради тебя, либо сразу свернет с дороги, коли увидит, что ты по ней идешь. Так уж они устроены, а твое горе в том, что ты не умеешь разбираться, что у них на уме.

- Боюсь, тут ты прав,- сказал я.

- А ведь это легче легкого! - воскликнул Алан.- Я бы тебя в одночасье научил, но ты, как погляжу, родился слепым, и уж тут ничего не поделаешь!

- А ты бы мне не помог? - спросил я.- Раз уж так в этом поднаторел?

- Но ведь меня же с вами не было, Дэвид! - ответил он.- Я будто офицер перед битвой, у которого все дозорные и лазутчики слепые. Но сдается мне, что ты понаделал глупостей. И на твоем месте я бы попытал ее еще раз.

- Правда, Алан? - спросил я.

- Слово даю,- ответил он.

Третье письмо принесли, когда мы вели один из этих разговоров, и пришлось оно удивительно к случаю, как вы сами убедитесь. Джеймс выражал некоторое беспокойство по поводу здоровья дочери - без малейшей на то причины, как мне теперь известно,- не скупился на изъявления самых добрых ко мне чувств, а в заключение пригласил меня навестить их в Дюнкерке.

«Сейчас у вас должен гостить мой старый собрат по оружию мистер Стюарт,- писал он.- Так почему бы вам не сопроводить его до этого города, когда он вернется во Францию? У меня есть важное для него известие, хотя и без этого я был бы рад повидать испытанного товарища-солдата, да еще столь доблестного, как он. Что до вас, любезный сэр, моя дочь и я будем счастливы принять нашего благодетеля, на которого смотрим как на брата и сына. Французский вельможа оказался самым низким скрягой, и я был вынужден покинуть его завод. По этой причине вы найдете нас в бедной харчевне некоего Базена среди дюн. Но местоположение ее приятно, и, полагаю, мы могли бы провести неплохую недельку: мы с мистером Стюартом вспоминали бы былые дни, а вы с моей дочерью нашли бы себе развлечения, более подобающие вашему возрасту. Во всяком случае, я настоятельно прошу мистера Стюарта заехать сюда. Мое дело к нему распахивает очень важную дверь».