Похищенная страсть - [34]

— Фелипе.

Он схватил ее за подбородок, сжимая так крепко, что ей стало больно.

— Я тебя не люблю. Мне недоступно это чувство. Зато умею ненавидеть. Не советую тебе проверять на себе это мое умение.

Он вышел. На этот раз окончательно. Это к лучшему, она понимала. Кроме того, она показала свое истинное лицо. Открыла то, что творилось в его сердце. Если он не мог полюбить ее, чтобы удержать, никогда и не полюбит.

— Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было. — Он окончательно закрыл за собой дверь.

Брайар оглядела комнату, ее охватила паника. Она не знала, что делать, куда идти.

Глубоко вздохнув, попыталась успокоиться. Брайар просто сделала то, что нужно. Но чувствовала себя при этом ужасно. Лучше не стало, складывалось ощущение, что пройдет много времени, прежде чем что-то изменится. Она выждала несколько минут. Чтобы быть уверенной, что Фелипе точно ушел.

А потом распахнула двери, подобрала подол платья и побежала по пустому коридору. И бежала, пока в легких не кончился воздух. Выбежала из дворца, пересекла двор. Поскользнулась, упала, ударившись коленями о камни. Лежала и думала, что эта поза отражает ее внутреннее состояние.

Потом Брайар встала. Приняла решение. Назад возврата нет. Она решила, что достойна любви. Она должна быть кем-то большим, чем средство погашения долга своего отца, кем-то более значимым, чем средство улучшения репутации Фелипе. Больше, чем идеальная дочь.

Она Брайар. Независимо от того, где родилась. Именно ею она стала. И теперь необходимо продолжать ею оставаться. Если она останется здесь и попытается стать идеальной для него, потеряет себя.

Недопустимо. Как ни больно уходить. Она навредит им обоим, если останется.

Глава 12

Имя Фелипе мелькало в заголовках всех газет, и это его не радовало. Вместо фотографий счастливой пары газеты были переполнены снимками штурма часовни и требования всем выйти вон. Это стало повторением вечера, когда умер отец, и доказательством того, что он не менее сумасшедший, чем предыдущий правитель. По крайней мере, так было написано в великом множестве статей.

Фелипе задыхался, поднимаясь по лестнице башни. Он не знал, почему туда идет. Одна из вещей, которые делал его отец вскоре после того, как мать покончила с собой, — вел сына в башню. Требовал, чтобы тот стоял там и смотрел из окна вниз.

— Ничего нет, — говорил отец. — Ни призраков, ни тела. Она ушла. И никогда не вернется. Это место не имеет власти. Эмоциям здесь нет места. На тебя, наследника престола, это не должно никак повлиять.

Фелипе цинично рассмеялся, вспоминая об этом. Конечно, в эмоциях нет власти. Но отец имел в виду не гнев и ярость.

Вдруг он тревожно ясно осознал, что придерживается аналогичной точки зрения. Любовь не имеет значения. Счастье можно легко разрушить. Просто нужно исключить из своей жизни эмоции. Все это пропитано ядом, который распространял вокруг себя отец.

Фелипе пересек комнату, направляясь к окну. Взялся руками за оконную решетку. Брайар оставила его, и это к лучшему. Слава богу, она вышла через входную дверь, а не бросилась с башни.

Он заметил, что Брайар ответила его же словами, сделала именно то, что он пытался заставить ее сделать, желая, чтобы она ушла, в конце концов.

Подспудно Фелипе надеялся, что любовь, которую он считал глупостью, слабостью, окажется достаточно сильной, чтобы удержать ее. Это неправильно, его целью было вынудить ее отменить свадьбу, хотя он немного надеялся на иное.

Он преследовал, подтолкнул. В конце концов, она приняла правильное решение. Он знал это, потому что не обладал такой мягкостью, которую она заслужила, умел лишь ломать вещи. Ломать людей.

Просунув руку через решетку, Фелипе прижал ладонь к окну.

— Прости, мама. Я действительно существую.

И ударил кулаком по стеклу, наблюдая, как оно треснуло, а осколки впились в кожу. Фелипе наслаждался болью. Как раньше. Как делал много раз все эти годы. Наказывал себя, потому что отец больше не мог этого сделать.

И, о-о, как он любил разбивать вещи. Потому что отец любил порядок. Сын бросал ему вызов.

Фелипе постучал по лбу кровоточащим кулаком, медленно опустил руку, ярость рвалась из сердца.

Мысль о Брайар вызвала боль в груди, настолько сильную, что перебила боль в руке.

Что это? Почему так больно? Он ведь не должен ничего чувствовать. Он обещал это сам себе.

Фелипе вновь обхватил оконную решетку.

Он обещал ей.

Он недостаточно храбр, чтобы следовать за ней. И поэтому сделал то, что считал лучшим. Это будет с ним всегда, до смерти. Он ее подвел. В конце концов, это его вина.

Фелипе схватился за грудь, у него перехватило дыхание. Что с сердцем? Конечно, он знает, что физически сердце там, где и должно быть, и с ним все нормально. Тогда почему так больно и плохо? Если у него нет сердца, почему возникло чувство, будто оно сейчас остановится от боли, вызванной уходом Брайар? Почему он сейчас здесь, в этой комнате, где стал свидетелем смерти матери, и чувствует, будто погружен под воду и не может дышать? Будто грудь взорвалась. Если у него нет сердца, почему оно болит?

Почему он стоит здесь и представляет свое будущее во тьме? День за днем обходиться без прикосновения ее мягких рук к его коже. Без ее глаз, глядящих так, будто он самый замечательный. Почему он думает именно об этом, а не о том, что без этой свадьбы он не достигнет своих политических целей?