Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье - [123]

— Вы сказали, что сын ищет работу. Водители всюду нужны. Долго ли вы собираетесь содержать этого молодого дармоеда?

— Я не позволю! — Мария Рогович, побледнев от волнения и злости, вскочила со стула.

— Садитесь, — сухо сказал офицер милиции. — Допрос не закончен. Признаете ли вы себя виновной в покушении на убийство Мечислава Доброзлоцкого и краже драгоценностей?

— Вы старались меня вывести из себя, чтобы задать этот вопрос? Вы рассчитывали, что измученная женщина признается в преступлении, которого не совершала? Я наслышана о подобных методах. Но не предполагала, что испытаю их на себе. Но вам это не удастся. Я не убивала Доброзлоцкого и не похищала драгоценностей.

— Я говорил не об убийстве, а о покушении на убийство. Вы не признаетесь?

— Нет.

— Я вам расскажу, как это было. Возвращаясь из ванной, вы заметили, что ювелир спустился вниз и направился к телефону. А может, видели, как он шел в столовую напомнить Рузе насчет чая. Тогда у вас возникла мысль о краже. Поднимаясь наверх, вы увидели молоток, который лежал в холле на диванчике. Вы взяли молоток и поднялись на второй этаж. Ювелир покинул комнату ненадолго и, как вы рассчитывали, двери на ключ не запер. Вы спрятались за дверью, подстерегая Доброзлоцкого. Ювелир вошел в комнату и попытался зажечь свет. Вы ударили его сзади молотком по голове. Потом схватили драгоценности, шкатулку выбросили с балко-на, разбив при этом стекло. Спустившись вниз, вы бросили молоток на диванчик.

Выслушав речь подпоручика, пани Рогович овладела собой. Только легкое дрожание пальцев свидетельствовало о ее волнении. Заговорила она медленно и спокойно:

— Какие у вас доказательства в подтверждение этой сказочки? Я немного разбираюсь в нормах уголовного права и знаю, что милиция обязана доказать предъявленные обвинения.

— Во-первых, ваши ложные показания. Во-вторых, внезапная необходимость достать крупную сумму денег. Проще всего было их раздобыть, поднявшись на второй этаж с молотком в руке.

— Вам надо детективные романы писать, а не в милиции работать! Когда я давала, как вы выразились, «ложные показания»?! И зачем это мне внезапно понадобились деньги?

— Сейчас я вам зачитаю… — подпоручик взял в руки протокол, написанный сержантом, нашел нужное место. — Пожалуйста! Вопрос: «Вы пошли к себе в комнату?» Ответ: «Да». Вопрос: «Что вы там делали?» Ответ: «Сперва переоделась (к ужину я выходила в другом платье), а потом читала». Вопрос: «До самой «Кобры»? Ответ: «Да». Вопрос: «Значит, из комнаты вы не выходили?» Ответ: «Странный вопрос. Один раз выходила в ванную». Протоколист правильно записал ваши ответы?

— Да. Я так говорила. А в чем дело?

— Это неправда. У нас есть доказательства, что вы были на втором этаже, а потом быстро оттуда убежали. Убежали с драгоценностями, оглушив ювелира молотком. Вас видели на лестнице.

— Да. Я припоминаю, что за несколько минут до девяти я вышла на террасу второго этажа. У меня болела голова, и хотелось немного подышать свежим воздухом. Я пробыла там недолго. Впрочем, каждый вправе выйти на балкон, если придет охота.

— Но не каждый в это поверит. Темно, холодно, начинается дождь, а на балконе маячит одинокая фигура. И это при том, что из своей комнаты она может выйти на крытую террасу! Неужели вы не могли солгать более убедительно?

Лясота многозначительно кашлянул. Подпоручик обернулся и спросил:

— Может быть, у вас, пан полковник, есть вопросы?

— Если вы позволите… Однако я хотел бы заранее предупредить пани Рогович, что я здесь неофициально. Подпоручик был настолько любезен, что позволил мне участвовать в некоторых следственных действиях. Поэтому вы, пани профессор, имеете право вообще со мной не разговаривать и не отвечать на вопросы. Наша беседа носила бы, так сказать, полуофициальный характер.

— Мне безразлично, кто меня допрашивает. Я ни в чем не виновата. Задавайте вопросы. Все равно ничего не узнаете.

— Видите ли, я — человек полсилой, гораздо старше вас. У меня есть дети, я знаю, что такое родительская любовь. Но вы совершили большую ошибку, пытаясь скрыть, что ваш сын принадлежит к числу тех, к счастью немногих, тунеядцев, которые спокойно живут за счет материнского труда и не испытывают никаких угрызений совести. И хотя они уже взрослые, требуют, чтобы матери их содержали и снабжали деньгами на всякого рода удовольствия. Вы не хотите об этом говорить и можете в результате попасть в опасное положение. Дело серьезное, а против вас имеются существенные улики. Вместо того чтобы выкручиваться, как маленький ребенок, лучше сказать правду.

Мария Рогович по-прежнему молчала.

— Мы знаем, что вам срочно нужны деньги, — продолжал полковник. — Если в ближайшее время вы не достанете сорок тысяч злотых, молодой человек сядет в тюрьму. Мы ежедневно сталкиваемся с различными субъектами и разбираемся в подобных делах. Лучше будет, если ваш сын получит урок сейчас, когда его вина относительно невелика, нежели угодит в тюрьму за более тяжкое преступление. Боюсь, что молодой человек ведет дурной образ жизни и в конце концов вступит в серьезный конфликт с законом. Но я понимаю, что вы, мать, по-прежнему верите в единственного сына и стремитесь его спасти. Мы случайно нашли потерянное вами письмо и знаем: он требует сорок тысяч злотых, чтобы не отвечать за последствия аварии. У нас есть показания, которые, как сказал подпоручик, подтверждают, что около девяти часов вы спустились со второго этажа. Сами понимаете, такого рода улик достаточно, чтобы получить санкцию прокурора на ваш арест. Вас вывел из себя характер допроса. Но подпоручик только хотел дать вам возможность рассказать всю правду.