Похищение - [17]

Транслировали знакомую пьесу из «Комеди Франсез». Паолини очень любил комедии, как и большинство флегматиков. Хорошая комедия была, пожалуй, единственной вещью, вызывавшей у него беззаботный, искренний смех.

Паолини не раз спрашивал себя, почему он, человек, глубоко шокируемый любыми фривольными моментами, которого подчиненные за глаза называют «стыдливым папочкой», неудержимо хохочет, когда на экране мадам Вентру обращает к партнеру свою изящную попку с криком: «Сосите, месье, пожалуйста, сосите!» По ходу действия ее, видите ли, укусила змея.

Но в этот вечер знакомая реплика мадам Вентру, в меру цензурных требований приоткрывшей свой зад, не вызвала у него обычной реакции. Более того, он даже выключил телевизор, после чего маленькими глотками выпил свой чай. Он не мог не думать о мальчике, который сейчас вместе со своей гувернанткой находится где-то в окрестностях Парижа.

Да… Где-то ждут испуганный ребенок и не менее перепуганная молодая девушка. А в великолепном особняке на Фош-авеню ждут отец и мать этого ребенка. И еще похитители… они тоже ждут. А он, комиссар Люсьен Наполеон Паолини, ведь он тоже ждет в своей квартире на улице Лантье.

Допив чай, комиссар Паолини отправился в постель, но уснуть еще долго не мог.

Глава 7

Комиссар окинул взглядом два открытых чемодана, стоявших на столе. Они были набиты пачками десятифранковых билетов — такого количества денег Паолини не видел за всю свою жизнь.

— Как видите, я все сделал, — сказал ему сидевший рядом Андре Дерми. Было видно, что эту ночь он провел без сна; его лицо осунулось и заострилось, под глазами черные круги, но он был по-прежнему энергичен и хладнокровен. Протянув руку, банкир взял одну из пачек, подбросил ее и снова поймал.

— Здесь триста миллионов старых франков. Билеты, разумеется, помятые, я позаботился об этом. Это была адская работа, и мне пришлось привлечь весь персонал. Разумеется, о цели этой работы они ничего не знают.

— Очень хорошо, что вы сумели это сделать, — похвалил его Паолини.

Дерми взял со стола коробку с сигарами и протянул ее комиссару, но тот отказался — он не курил. Дерми выбрал сигару, неторопливо срезал конец, закурил и молча прошелся по комнате. Было заметно, что он старается держать себя в руках и не утратить самообладания.

— Жена все еще спит, — сказал он наконец. — Я все-таки настоял, чтобы она приняла снотворное. Боюсь, что в противном случае ее нервы не выдержали бы.

Он потер лоб, а потом взглянул комиссару прямо в глаза.

— Как вы думаете, они вернут мне сына живым?

Паолини почувствовал, что не в силах солгать.

— Я не могу ответить вам на этот вопрос, — сказал он. — Я просто не знаю.

— Однако достаточно реальна возможность того, что они решат ликвидировать и мальчика и гувернантку. Это так?

— Да, — сказал комиссар. — Но они могут и отпустить их. Все зависит от настроения этих людей. Не каждый преступник может решиться на убийство ребенка.

Дерми кивнул.

— Он еще так мал… Ему всего восемь лет. И за эти восемь лет я провел с ним так мало времени. Идиотская жизнь, когда ты общаешься со своим ребенком в промежутке между двумя авиарейсами. Встречи, конференции, контракты… А потом приходит день, и ты узнаешь, что можешь потерять своего сына, так как его похитили бандиты, готовые на все…, а ты так мало знаешь своего ребенка. Пожалел потратить время на то, чтобы узнать его как следует…

Паолини молчал. Он не мог ничего сказать, не мог ничего ответить. Ведь это не к нему обращался Андре Дерми. Финансовый магнат вел беседу с самим собой, а комиссару полиции выпал редкий случай видеть одного из богатейших людей Европы в тот момент, когда он осознает бесплодность и тщетность того, что всегда считал в своей жизни самым важным.

— И вот сейчас я решил, что если… если все кончится хорошо, я увезу своего сына куда-нибудь в уединенное место, где мы проведем месяц вдвоем — он и я. Может быть, мы поедем в горы или на какое-нибудь озеро… Будем вместе удить рыбу. Мне так хочется, чтобы он узнал меня ближе, чтобы понял, что он значит для меня… и как он дорог мне.

Паолини подумал, что если бы у него был сын, он нашел бы время для того, чтобы побеседовать с ним, как находил время для разговора с маленьким Люсьеном его отец там, на Корсике. Какие прекрасные горные прогулки совершали они по лесам и горам, и во время этих прогулок отец рассказывал ему о разных растениях или пересказывал содержание «Илиады» и «Одиссеи» Гомера.

Правда, Луи Паолини не был ни банкиром, ни миллионером. Он был обычным школьным учителем, а латынь и греческий язык изучал ради собственного удовольствия.

Как бы угадав направление его мыслей, Дерми спросил:

— У вас есть дети, комиссар?

— Нет, — ответил Паолини, — хотя я очень хотел бы, чтобы они у меня были.

— Жорж — славный мальчик. Он умен. Мисс Линч утверждает, что у него отличные способности. И он страшный фантазер — все время сочиняет невероятные истории.

— В самом деле? — удивился Паолини.

— В этом он похож на свою мать, — продолжал Дерми. — Он унаследовал от нее способность чувствовать искусство. Ведь Эдмон очень музыкальна — когда-то она даже собиралась посвятить себя музыке и стать пианисткой.