Похищение Европы - [80]

Впрочем, дело было сделано, приказ военного министра зашифровали и передали в войска по радио. А дальше все зависит от того, каковы в данной части настроения командира и подчиненной ему солдатской массы. Поголовной капитуляции или прекращения огня не ожидалось, но градус сопротивления должен был изрядно упасть; а небольшое количество непримиримых, если оно перестанет прятаться в основной массе солдат и офицеров, быстро приведут к общему знаменателю. Единственное, что для этого требуется – это время.

Часть 28-я. Операция «Гильотина»

Его Преосвященство находился в непривычном для него смятении духа. Перебирая благоухающие миррой и ладаном четки, он с пылом молился о том, чтобы ему была явлена истина. И причина такого его состояния была объяснима: то что случилось сегодня, было так неожиданно, так странно и невероятно, что растерялись все, кто имел отношение к этому событию. Ведь даже в фантазиях такого нельзя было себе вообразить… А начиналось все вполне обыкновенно. К нему на прием попросилась женщина. И, когда он принял ее, она упала в ноги, моля о прощении за вольные и невольные грехи; она горячо раскаивалась, рыдая и дрожа. Она просила встречи с Папой, рассказывая о себя какие-то невероятные вещи… Постепенно до архиепископа стало доходить, кто перед ним. Эта женщина оказалась не какой-нибудь еврейкой[46], правдами и неправдами сумевшей выбраться с территории Третьего Рейха, отнюдь. Это была совершенно необычная посетительница… Настолько необычная, что архиепископ, повидавший на своем веку немало раскаявшихся грешников, на этот раз был взволнован буквально до предела. Ведь перед ним была ни кто иная, как бежавшая от своего ужасного возлюбленного наложница Гитлера Ева Браун…

То есть она сама заявила о себе как о Еве Браун. Все документы, которые были при этой женщине, говорили, что перед ним сидит Эмма фон Бласковиц, тридцать один год, чистокровная арийка, вдова германского офицера, погибшего на восточном фронте. И в то же время архиепископ ЧУВСТВОВАЛ, что эта женщина не врет и не является сумасшедшей, утратившей связь с реальностью из-за пережитого кошмара. Это было даже больше, чем обычное знание – его Преподобие верил, что все было именно так, а не иначе. Раскаявшаяся падшая душа, решившая припасть к ногам Спасителя, моля о прощении и отпущении грехов, и в то же время невинная жертва обстоятельств…

Кроме того, на него произвел впечатление и рассказ этой женщины о том, что подвигло ее на раскаяние и на побег из той клоаки зла, в которую превратилось ближайшее окружение германского диктатора. А уж сами обстоятельства этого побега наводили на мысли то ли об авантюрном романе высокой пробы, то ли о явленном этой женщине Господнем чуде. Естественно, нунций склонялся к последнему. Ведь Христос желает не смерти грешника, а его обращения и покаяния. В минуту готовности грешника изменить себя к лучшему он дает знак, которым тот либо воспользуется к своему спасению, либо нет. Эта женщина воспользовалась – и не только сохранила свою жизнь, уйдя в последнюю минуту из-под карающего удара возмездия, но решила спасти свою душу, полностью раскаявшись и попросив прощения у Господа Нашего Иисуса Христа. Если она готова пойти в Каноссу, будет ей Каносса[47].

Конечно, архиепископа опечалил факт уничтожения русскими бомбардировщиками великолепного собора – но тот все равно был безнадежно осквернен, в его стены впитались не слова молитв и божественных песнопений, а стыд, страх, боль и смертные муки подвергаемых закланию жертв. Очищение огнем в таком случае – самое радикальное; огонь уничтожил зло, и теперь после завершения войны собор можно будет восстановить, чего нельзя сказать об опаленных душах тех, кого сошедшие с ума нацисты попытались развратить своей сатанинской верой в Нечистого. Уврачевать язвы в душах значительно сложнее, чем отстроить разрушенный собор. Кроме того, он будет не единственным, ведь нацисты у себя в Германии и в покоренных странах, в качестве мест для отправления своих сатанинских ритуалов стараются использовать как раз католические средневековые соборы – не иначе как следуя дьявольскому наущению. Во славу нечистого людей режут и в Соборе Парижской Богоматери, и в Кельнском Соборе, и в Реймсском, и во многих других, перечислять которые будет напрасным трудом. Пожалуй, оскверненной сатанизмом оказывается вся Европа – и потому ее ждет еще очищение огнем большевизма.

Возможно, именно это было для почтенного архиепископа самым тяжелым и болезненным. После двух тысяч лет существования христианства в Европе, погрязшей в алчности и зависти, не осталось ни одного государя и ни одного народа, способного обнажить свой меч в защиту христовой веры. И вот силой оружия заступили дорогу Сатане те, от кого этого меньше всего ждали. Русские большевики! Те самые, которых прежде проклинали как безбожников – именно они сейчас яростно и отчаянно бьются с Врагом Рода Человеческого, побеждая его на всех фронтах. И ведь совсем не случайно, что архистратиг Михаил, направляющий удар возмездия по гнезду ужаса и скверны, явился этой падшей грешнице как раз в образе русского летчика. И хоть Геббельс резаным поросенком орет про десятки тысяч жертв, эта женщина, скорее всего, права. За исключением тех, кто законно находился в эпицентре удара (невинных жертв распаленных похотью зрителей оргии смерти и кровавых палачей), случайные погибшие и пострадавшие составили считанные единицы. Удар был хирургически точен и, за малым исключением, поразил только тех, кого и должен был поразить. Господь милостив и справедлив, поэтому невинные жертвы и случайные прохожие попадут в рай, а все прочие, предавшиеся Сатане душой и телом, испытают после смерти самые ужасные мучения. Очищающий огонь, обративший в пепел их тела, будет для них только началом. Нарыв вскрыт, но крови при этом вытекло совсем немного. Те же англичане, наверное, послали бы с аналогичной целью тысячу бомбардировщиков, и, снеся с лица Земли половину города, убили бы тысячи невинных людей. Что же, он будет молиться – и хочется верить, что Господь подскажет ему правильный ответ.