Похищение Европы - [10]

Комнаты на втором этаже были чуть просторнее, чем на первом, но казались меньше и уютнее — наверное, за счет низких сводчатых потолков.

— Нечто среднее между монашеской кельей и тюремной камерой, — сказала Лайза, и Белов с ней согласился.

В самой большой комнате стояла широкая двуспальная кровать. Рядом с кроватью — тумбочка, зеркало и платяной шкаф.

— Все пришлось разбирать по винтику и затаскивать через окна, — пояснил Витек.

— Молодцы, — похвалил его Белов.

Витек довольно кивнул и вышел.

Саша откинул покрывало и усадил Лайзу на край кровати.

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, мне уже лучше. — Лайза легла на подушку, и Белов накрыл ей ноги покрывалом.

Почему-то снова вспомнилась Ольга — несчастная одинокая женщина, коротающая дни в наркологической клинике. «Как несправедлива бывает судьба… — подумал Белов. — Или это мы несправедливы друг к другу?»

Он нагнулся и поцеловал Лайзу в лоб — словно хотел таким образом возместить то тепло, что не получила от него Ольга. «Признать вину — еще не значит исправить ошибку», — так, кажется, сказал мудрый Наршак?

— Иди, — прошептала Лайза. — Я же знаю, что тебе не терпится осмотреть весь особняк. Иди, я немного посплю… — Она повернулась на бок и закрыла глаза.

Белову действительно не терпелось — такого странного дома он еще не встречал. Но мало того, что дом был странный, очень скоро выяснилось, что вокруг него творятся странные вещи…

Федор в это время был занят не менее увлекательным делом. Ради его благополучного исхода Лукин был готов пойти на крайние меры — сбрить свою знаменитую бороду. Но, поразмыслив немного, пришел к выводу, что не стоит. Жертва может оказаться напрасной, и тогда — жди, пока отрастет новая борода. Нет, бороду Федор решил оставить.

Для конспирации сгодились бы и темные очки. Лукин купил их на развале за тридцать рублей, но вскоре понял, что очки не только не маскируют его внешность, а даже наоборот — привлекают излишнее внимание. Тогда он снял очки и выбрал другую тактику — стал прихрамывать, но в азарте погони забыл, на какую ногу надо припадать, и через пять минут хромота была отвергнута.

— Ишь, супостат, — бубнил Федор, выслеживая сухопарого мужчину с пышной седой шевелюрой. — На один его шаг три моих приходится.

Лукин, чтобы не выделяться из толпы, сменил рясу на партикулярное платье. Своей одежды у него не нашлось, пришлось кое-что позаимствовать у Витька и Ватсона, поэтому Федор был одет не по погоде и не по размеру. Ему то и дело приходилось подтягивать широкие джинсы Злобина, чтобы не путаться в штанинах, а в толстом вязаном свитере, который подарила Ватсону Светлана, возлюбленная боксера Степанцова, Лукин отчаянно потел.

Но хуже всего было то, что неумелую слежку, похоже, заметили. Объект то и дело оглядывался, смотрел на свое отражение в витринах и постепенно прибавлял шагу. Федор мысленно осенял себя крестным знамением и, пыхтя, переходил на легкую трусцу.

Через четверть часа Лукин понял, что объект, видимо, просто над ним издевается: он сделал круг по центральной части Петропавловска и снова оказался в начале улицы Тараса Шевченко, рядом с рынком. Но на этот раз седоволосый мужчина не стал петлять узкими улочками, и крутыми переулками; он нырнул прямо в толпу торговцев и покупателей, заполонивших продовольственные ряды.

В последний раз его шевелюра мелькнула рядом с лотками, на которых лежала квашеная капуста («С яблочком, с морковочкой и с клюквой», — на бегу отметил Федор), и через мгновение супостат пропал. Как в воду канул.

Лукин заметался. Он побежал вперед, расталкивая локтями словоохотливых азербайджанцев, на все лады расхваливавших «съвежий зэлень», и обстоятельных домохозяек, приценивавшихся к сочным персикам и армянским абрикосам. Он добежал до мясного ряда, но увидел там лишь свиную голову с мутными глазами. Седого незнакомца нигде не было.

«Ну, погоди же! — мысленно пригрозил ему Лукин. — Я вот тебя за волосья-то твои оттаскаю…» Его собственные, длинные и не такие густые, намокли под красной бейсболкой и торчали из-под нее неопрятными прядями.

«Я вот тебя… ужо!» — Федор выскочил в центральный проход и подпрыгнул. Впереди — никого. Он повернулся на девяносто градусов и подпрыгнул еще раз. Снова никого, похожего на сухопарого мужчину.

Федор повернулся в другую сторону (на него уже стали оглядываться) и прыгнул изо всех сил. И вдруг — о, чудо! — где-то вдали, между прилавками, на которых стояли огромные аквариумы с живой рыбой, мелькнула седая голова.

— Ну, теперь-то не уйдешь, ренегат! — взревел Федор.

Он мчался, движимый самыми благими намерениями: чувством долга и сознанием того, что, быть может, спасает Белову жизнь. Это окрыляло его и придавало сил.

Объект, наверное, забыл об осторожности — он шел степенно, никуда уже не торопясь. «Подлый лицемер!» — шептал про себя Федор.

Мужчина делал вид, что крайне заинтересован живыми крабами с полуметровыми клешнями, что копошились на эмалированных подносах.

— Стой! — заорал Лукин, схватил седоволосого за рубашку и дернул что было сил.

К несчастью для Федора, рубашка треснула и порвалась, обнажив худую мускулистую спину с синей татуировкой — храмом с пятью куполами. Только сейчас Лукин заметил, что На том незнакомце рубашка была розовая, а эта — голубая, в полосочку.