Погружение во мрак - [2]

Какое-то время я наблюдал, как упруго вздымаются ее грудки в ритме бега, прикидывая, стоит ли пробежаться вместе с ней. Меня хватило на то, чтобы сообразить: я далеко не в такой форме, как она; к тому, же пьян почти в стельку. Другое дело — поровняться с ней на машине, предложить подвезти к казарме, по пути поболтать.

Но тут меня охолонуло: вокруг нее, наверное, увиваются толпы крутых вояк, что общего у нее с таким парнем, как я? Эти девчонки слишком высоко задирают нос; нас, простых смертных, и в грош не ставят… Как ни распинайся, отошьет в два счета. А я уже по горло сыт чужим пренебрежением. Наелся им на всю оставшуюся жизнь.

Нет, нахлебался дерьма, хватит, по крайней мере на сегодня. Буду просто брать все, что захочу, — это единственный способ чего-нибудь добиться. Этой сучке придется познакомиться со мной, плевать, по вкусу ей это или нет.

Я завел мотор, догнал девчонку и, потянувшись через пассажирское сиденье к окну, спросил:

— Простите, не скажете, далеко ли до другой стороны базы?

Она ничуть не испугалась, должно быть, потому, что разглядела на стекле карточку с эмблемой базы. Плюс к тому, наверное, была уверена, что справится с любым, раз служит в морской пехоте. Она остановилась, доверчиво приблизилась к машине. Склонившись к окну, она указала в обратную сторону и слегка прерывающимся после бега голосом объяснила, что мне придется проехать три мили. Она приветливо улыбнулась и побежала дальше.

Я понял: еще секунда, она скроется из виду — и я упущу свой шанс. Открыв дверцу, я выскочил из машины и бросился за ней. Я нанес сильный удар сзади, и она растянулась на асфальте. Я схватил ее. Она ахнула, поняв, что происходит, и начала отбиваться. Для женщины она оказалась довольно рослой и сильной, но я был почти на фут выше и на сотню фунтов тяжелее. Удерживая за руки, я с размаху вмазал ей по виску — так, что у нее из глаз, наверное, посыпались искры. Однако она по-прежнему отбивалась изо всех сил, колотила меня руками и ногами, чтобы вырваться. Ладно, за это она еще поплатится: я не позволю какой-то сучке так обращаться со мной!

— Отпусти меня! Убирайся! — вопила она. Я едва не задушил ее, чтобы подтащить поближе к машине. Затем я вновь ударил ее так, что она зашаталась, подхватил и втиснул в машину, на пассажирское сиденье. И тут заметил: к машине бегут двое мужчин, что-то крича. Резко повернув ключ, я сорвал «додж» с места.

Я понимал: первым делом надо оторваться подальше от базы, и направился к воротам возле театра — единственным, которые оставались открытыми в такое позднее время (я въехал через них). Я усадил девчонку поближе, словно подружку. Ее голова лежала у меня на плече — сплошная романтика. Должно быть, в темноте все выглядело правдоподобно, поскольку охранник даже не взглянул на нас, когда мы проехали мимо. Уже на Нэви-роуд она пришла в себя и вновь завопила, угрожая позвать на помощь полицию, если я не отпущу ее.

Со мной еще никто так не разговаривал. Но сейчас ее желания не имели значения — в отличие от моих. Ситуацию контролировал я, а не она. Я снял руку с руля и наотмашь хлестнул ее тыльной стороной ладони по лицу. Она заткнулась.

Я понимал: везти ее ко мне домой нельзя — моя старуха уже могла вернуться. И что же мне тогда — объяснять, что так я должен был поступить с ней, с женой? Нужно было найти место, где мы с этой сучкой останемся наедине и где нам не помешают. Я должен чувствовать себя спокойно. Пусть мне будет все знакомо, и я буду знать, что могу сделать, как пожелаю, и меня никто не потревожит. Меня осенило. Доехав до конца улицы, я свернул в парк — парк Эдмунда Орджилла, так он назывался. Мне показалось, что девчонка снова очухалась, и я еще раз ударил ее в висок. Я проехал мимо баскетбольных площадок, мимо уборных и так далее в глубину парка, к озеру. Остановив машину на берегу, я выключил двигатель. Вот теперь мы остались вдвоем.

Схватив девчонку за рубашку, я выволок ее из машины. Она застонала в полуобмороке. Из раны возле глаза кровь текла по носу и губам. Я оттащил ее подальше от машины и бросил на землю, она сделала попытку подняться. Эта сучка до сих пор сопротивлялась. Пришлось навалиться на нее, оседлать и врезать еще пару раз.

Поблизости раскинуло ветки высокое дерево — какой уют и романтика! Теперь она моя. Все зависит только от меня. Я могу поступить с ней, как пожелаю. Я сорвал с нее одежду — кроссовки «Найк», тенниску, обтягивающие шорты и синий пояс для похудения. Она уже почти не сопротивлялась, выбившись из сил. Я раздел ее донага, снял даже носки. Она пыталась убежать или хотя бы увернуться, но напрасно. Теперь все зависело от меня. Я решал, останется эта сучка в живых или сдохнет, а если сдохнет, то как. Решения принимал только я. Впервые в жизни я чувствовал себя человеком.

Придавив локтем ее шею, чтобы заставить девчонку замолчать, я начал с груди — с левой. Но это было только начало. Эта сучка еще получит то, чего никогда не пробовала. Я огляделся. Встал, потянулся и, схватившись за ветку дерева, сломал ее — длинную, около двух с половиной или трех футов. Это было нелегко — чертова палка в толщину достигала двух дюймов. Обломанный конец оказался острым, как наконечник стрелы или копья.