Погружение в музыку, или Тайны гениев-2 - [50]

Держите его всегда рядом с вашим рабочим столом.

Чтобы можно было в любой момент открыть и ПОСМОТРЕТЬ!

Можно, конечно, любоваться картинами Моне по Интернету.

Но удобнее смотреть на них в ту же секунду, когда вам это необходимо.

Ибо импрессионизм – это всегда мгновенье.

Модуляция 12 Импрессионисты

Смотрите на картины, отходите подальше, чтобы они стали цветовыми пятнами.

Приближайтесь. Полюбуйтесь каждым мазком. Посмотрите, как невероятно из массы абстрактных мазков и пятен рождается неизбывное чудо импрессионизма.

Подойдите совсем близко, настолько, насколько вам позволят наши замечательные музейные старушки.

Не пугайтесь, если они, с неожиданной для их возраста прытью, вскакивают и бегут к вам, грудью встав на защиту картин, чтобы предотвратить страшное преступление против человечества. Их, старушек, часто собирают и рассказывают леденящие душу истории о преступниках с ножами, молотками, кислотами. И это, увы, правда.

Я страдал перед реставрированной «Данаей».

Уже никогда не вернуть этой картине несколько неуловимых, но самых главных деталей, которые только Рембрандт сам и мог написать.

Никто и никогда не вернет Данае ее неповторимый, неописуемый взгляд. Если бы только можно было использовать машину времени и вернуться назад во времени за несколько минут до появления у картины преступника!

Итак, смотрите импрессионистов, а затем… опять смотрите (с перерывами на другие, менее значительные, но, увы, необходимые дела).

Не забудьте про «Красные крыши» Писарро.

Не пройдите мимо работ Сислея, Дега, Эдуарда Мане. Но не пропустите возможность насладиться предтечей импрессионистов – божественным Камилем Коро.

А старушек не бойтесь.

Модуляция 13 Клод Дебюсси (1862−1918)

У Дебюсси есть одна прелюдия для фортепиано, которой я завидую всеми видами зависти.

Эта крохотная прелюдия под названием «Девушка с волосами цвета льна» не дает мне покоя как поэту.

Для меня эта прелюдия – ПОДЛИННАЯ ПОЭЗИЯ. В течение многих лет я пересматриваю, перечитываю огромное количество стихов, чтобы когда-нибудь найти что-либо приближающееся к этому стихотворению без единого слова.

Я много лет играю эту музыку и много лет не могу понять, в чем ее тайна. Я наслаждаюсь всеми прелюдиями, но тайна этой музыки остается для меня одной из самых сокровенных.

Такие произведения, как «Девушка» Дебюсси, убеждают меня все больше и больше, что музыка – абсолютно высший вид искусства.

Есть люди (я встречал их), для которых такая же тайна – прелюдия «Лунный свет». Мы слушали ее во время нашей встречи.

Частично я могу объяснить (или, по крайней мере, попытаться), в чем секрет магии музыки Дебюсси.

Дело в том, что этот композитор, проживший целых 18 лет в XX веке, на самом деле тайно связан с древнейшей магией.

С теми временами человеческой истории, когда не было привычных для нас сегодня, да и в последние столетия, тяготений между аккордами.

Основой был один звук. Один завораживающий звук.

Все остальные звуки ответвлялись от него, а затем, словно притянутые магнитом, вливались.

Это как флейта древнего бога Пана.

Манящая, завлекающая, гипнотизирующая.

Дебюсси не испугался после стольких лет развития европейской музыки вернуть нам магию одного, двух, трех звуков (его ужасно ругал Мусоргский в своих письмах к Балакиреву).

Дебюсси не испугался вернуть человечеству чистое расстояние между двумя звуками, таинственную квинту. Без мажора и минора. Без привычных последовательностей аккордов.

Когда мы впервые слушаем музыку Дебюсси, то испытываем странное состояние. Мы можем остаться равнодушными к его музыке, ибо в ней нет привычного развития, традиционных опор. Его звуки словно повисают в воздухе. Они бесплотны.

Но мы можем и постичь эту музыку. Всей памятью древности.

Услышать ее невероятную чистоту.

Это музыка созерцания. Она живет не движениями.

Всплесками.

Она – круги на воде. Она – созерцание капли росы, в которой отражается солнце.

Эта музыка – изображение не явлений, но их отблесков. Не выражение чувств, а скольжение.

Ее меньше всего можно вопрошать о цели и направлении движения. Мы даже не знаем, есть ли эта цель. Если да, то нам она неведома.

Так же как в единственной опере Дебюсси «Пеллеас и Мелисанда».

В ней нет ни цели, ни мотивации действий, ни даже сюжета – только догадки, обрывки фраз, видения.

В ней ничего не понятно. Никто не знает, кто она – Мелисанда. Мелисанда не знает, откуда она.

Симфоническое произведение «Море». Здесь (ура!) все понятно.

Это фантазия о море.

М-О-Р-Е. мОре, м Ре.

О

Море с его движениями, разными ощущениями при разном освещении, покоем и бурей.

Море – причина самого себя.

Я боюсь предложить всем читателям слушать «Море» Дебюсси. Я не возьму на себя сразу такую ответственность. Только тем людям, которые способны к тому, что Шопенгауэр называл «незаинтересованным созерцанием». Он наделял этим качеством только гениев. Он утверждал, что (цитирую) «обыкновенный человек, этот фабричный товар природы, который она ежедневно производит тысячами и тысячами, совершенно не способен к незаинтересованному созерцанию».

Многие до сих пор считают Шопенгауэра величайшим из философов, когда-либо живших на нашей планете.