Погружение - [2]

Под Запретной мечетью в Мекке, где стоит Кааба, прячутся лавовые пещеры, похожие на пчелиные соты. Именно в эти пещеры отступили религиозные радикалы, захватившие мечеть в 1979 году. Они верили, что пришел Махди, который будет править миром перед его концом. Они сражались за него.

Пещеры глубоки, а их стены покрыты слоем микроорганизмов. Сторонники Махди сражались отчаянно и были разбиты только тогда, когда французские коммандос, принявшие ислам, штурмовали святилище[1]. Французы забросали пещеры газовыми гранатами и залили огнем. Женщины повстанцев, прятавшиеся прямо под полом Каабы, отрезали лица своих мужчин, чтобы их невозможно было опознать. Многие повстанцы погибли в бою, а тех, кто попал в плен, публично обезглавили в четырех городах Саудовской Аравии.

* * *

Из-за темноты, жары, болезней, укусов насекомых и грызунов и редких проблесков света его мысли путались. Ему казалось, что казнь топором, принятая в тюдоровской Англии, казнь кривым мечом, как в Саудовской Аравии, и казнь ударом кинжала в лицо, как делают в Сомали, очень похожи друг на друга, и пролитая кровь смешивается.

Ему было очень одиноко в заключении. Он говорил по-арабски, но переводчика на сомалийский не нашлось. Ему не позволили сделать телефонный звонок. Никто не упоминал о выкупе. Его тюремщики не походили на пиратские банды Хобио или отряды талибов, с которыми он имел дело в Афганистане. Те бы продали любого пленника за деньги.

Он бегал на месте. Упражнялся в стойке на голове. Составил список книг, которые загрузит в планшет, когда выйдет на свободу. Его звали Джеймс Мор, и он был отдаленным потомком Томаса Мора. Поэтому он решил перечитать «Утопию». Он собрал воедино все, что знал и о чем догадывался касательно пленившей его группировки, и составил краткий доклад для секретной разведывательной службы в Лондоне. Леголенд. Все эти вещи очень мало его занимали. Он вспоминал лица солдат – судя по тому, что они умели, это были не сомалийцы. И говорили они друг с другом по-арабски.

Перед мысленным взором некоторых заложников проходит вся жизнь. Или возникает ощущение, что жизнь поставлена на паузу, как во время серьезной болезни. Ему же одни лица казались безопаснее других, а какие-то воспоминания важнее. На многих личных моментах в воспоминаниях он никак не мог сосредоточиться, а другие настойчиво требовали внимания. Его подсознание пыталось отыскать какой-то смысл в происходящем, и все это кружилось, постепенно угасая и ослабевая, как новорожденная планета. Все время мелькали какие-то мысли о том, на что он никогда не обращал внимания. Например, компании, которые широко рекламировались, а потом исчезли. Что случилось, например, с Agfa?

Он думал, почему в уличных киосках в Африке не производят собственные линии продуктов? Почему в трущобах нельзя купить фирменное изделие так же просто, как сигареты или жевательную резинку? За самую крошечную монетку можно приобрести сложенный листок бумаги с надписью от руки вроде «вы великолепны» или «ваши будущие достижения превзойдут прошлые».

Иногда он заставлял себя вспоминать звуки и изображения, которые где-то видел и слышал. Это помогало терпеть. Он оказывался в зимнем лесу и смотрел в небо. Падали снежинки. Медленно приходила музыка. Попса, панк, какие-то обрывки симфоний и джазовых импровизаций. Наконец, были фильмы и телепередачи, спортивные события. Матч-пойн[2]. Проход в регби. Он сам стал для себя мультимедийным плеером, пусть и не автоматическим. Это была биология – какие-то подергивания в красной глине, пропущенные строфы, движущиеся картинки, хрупкие, мигающие и исчезающие совсем.

В течение дня солнечный луч, падавший на стену, двигался. Он следил за ним. Он видел луч, только если специально поворачивался к нему. Это его мучило. Все люди смотрели вперед. Шли вперед. Бежали вперед. Он тоже смотрел вперед запавшими глазами. Бежало время. Один день вслед за другим. Сложение и вычитание. Дэнни говорила, что вычитание – наименее значимая часть математики, потому что оно отнимает от того, что есть. Он привалился затылком к стене. Только волосы. Кожа на костях. Он отвел взгляд от москитов, танцевавших в луче света. Поправил картонку. Сказал сам себе, что нельзя позволять смерти овладевать твоими мыслями, потому что на свете есть любовь и милосердие.

Съежившись в углу, он в очередной раз попытался оценить размеры комнаты. Раньше он видел комнаты с мебелью и украшениями, освещенные электричеством или солнцем из окна. А здесь царила пустота. Воздух был грязный, влажный, какой-то маслянистый; и сам он утонул, лежал на дне, покрытом экскрементами, а потолок был как поверхность странного моря.

* * *

Картина Питера Брейгеля-старшего «Падение мятежных ангелов» в полной мере демонстрирует нам силу вычитания. Вычитая из ангела, ты в конце концов получаешь демона. Если открыть эту картину в Интернете, а лучше посмотреть на оригинал в Королевском музее изящных искусств в Антверпене[3], то увидишь, что мятежные ангелы падают из рая, расположенного в верхнем левом углу холста, в ад, в правый нижний угол. Ангельские крылья постепенно уменьшаются, становясь крыльями летучих мышей и драконов. Ближе к земле ангелы съеживаются, становясь мотыльками, лягушками и прочей мелочью. Их преследуют золотые небесные ангелы с лучезарными щитами, копьями и мечами. Задача этих ангелов – очистить наш мир. Мятежники продолжают меняться, падая в море, похожее на нелепую сливную трубу. Они теряют ноги, крылья, надежду – и становятся рыбами, кальмарами, икрой и семенами деревьев, которые никогда не прорастут. Под водой бесконечное вычитание продолжается, пока они не достигают дна, бестелесные и прозрачные.