Погребённый великан - [33]

Шрифт
Интервал

Коренастый перевёл взгляд с одного на другого, словно ища разгадку. Судя по всему, в конце концов досада одержала верх. Он в бешенстве схватил Вистана за волосы и дёрнул.

— Некому подстричь тебе волосы, сакс? — крикнул он воину в ухо и дёрнул ещё раз, словно намереваясь поставить Вистана на колени. Вистан пошатнулся, но устоял на ногах, жалобно хныча.

— Он не может говорить, сэр, — сказала Беатриса. — Видите же, он дурак. Он не против грубого обращения, но славится норовом, который нам ещё предстоит укротить.

Пока жена говорила, едва заметное движение заставило Акселя обернуться обратно к солдатам, оставшимся на мосту. Тот из них, что был высок и сед, поднял руку, его пальцы уже почти сложились в указующий жест, но тут же обмякли, и жест получился бесцельным. Наконец он дал руке упасть окончательно, только порицание во взгляде никуда не делось. Наблюдая за происходящим, Аксель вдруг почувствовал, что понял или даже распознал, что только что произошло с седоволосым солдатом: с его губ уже готов был сорваться гневный выговор, но он вовремя вспомнил, что не имеет над коренастым товарищем никакой официальной власти. Аксель был уверен, что где-то, когда-то он сам пережил нечто подобное, но отогнал эту мысль и сказал примирительным тоном:

— Должно быть, вы очень заняты своими делами, господа, и мы сожалеем, что отвлекли вас. Если вы позволите нам пройти, мы тут же уйдём прочь.

Но коренастый продолжал мучить Вистана.

— Пусть покажет мне свой норов, раз он такой дурак! — прорычал он. — Давайте раззадорим его и узнаем, чего он стоит.

Наконец он отпустил Вистана и зашагал обратно, чтобы снова занять пост на мосту. Он сделал это молча, с разгневанным видом человека, совершенно позабывшего, что его разгневало.

От ревущего шума воды атмосфера казалась ещё напряжённее, и Аксель спросил себя, что бы сделали солдаты, повернись он и поведи своих спутников обратно в лес. Но в тот же миг седоволосый вышел вперёд, поравнявшись с первыми двумя солдатами, и впервые заговорил:

— Отец, в настиле сломано несколько досок. Может, для того мы здесь и стоим, чтобы предупреждать добрых людей вроде вас переходить мост осторожно, не то всех унесёт течением до самого подножия горы.

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр. Мы пойдём осторожно.

— Что с вашей лошадью, отец? Пока она шла сюда, мне показалось, что она хромает.

— Она повредила копыто, но мы надеемся, что тут нет ничего серьёзного, хотя верхом на неё не садимся, как вы сами видите.

— Эти доски прогнили от брызг, потому мы и здесь, хотя мои товарищи считают, что нас привело сюда что-то ещё. Поэтому спрошу вас, отец, доводилось ли вам с вашей жёнушкой видеть в пути каких-нибудь чужестранцев?

— Мы сами здесь чужестранцы, сэр, — сказала Беатриса, — поэтому нам трудно судить, кто есть кто. Но за два дня пути мы не видели ничего необычного.

При виде Беатрисы взгляд седоволосого солдата смягчился и засиял улыбкой.

— Для женщины ваших лет путь до сыновней деревни не близок, госпожа. Разве не пристало вам больше жить с сыном там, где он сможет всякий день заботиться о вас, вместо того чтобы заставлять вас странствовать подобным образом, подвергаясь опасностям по дороге?

— Я хочу этого всем сердцем, сэр, и, когда мы встретимся, мы с мужем обязательно скажем ему об этом. Но мы с сыном уже очень давно не виделись, и нам остаётся только гадать, как он нас примет.

Седоволосый солдат продолжал ненавязчиво её рассматривать.

— Возможно, госпожа, вам не о чем беспокоиться. Я сам живу далеко от родителей и давно их не видел. Может быть, когда-то между нами и проскочили резкие слова, кто знает? Но если бы они назавтра отыскали меня, подобно вам, пройдя долгий путь, думаете, я не принял бы их с радостью в сердце? Мне неведомо, что за человек ваш сын, госпожа, но готов побиться об заклад, что он не сильно отличается от меня самого и что, стоит ему вас увидеть, как он заплачет от счастья.

— Благодарю за любезность, сэр, — ответила Беатриса. — Полагаю, что вы правы, и мы с мужем часто говорим то же самое, но услышать это от постороннего, да ещё от того, кто тоже живёт вдали от родительского дома, — приятно вдвойне.

— Продолжайте путь с миром, госпожа. И, если по дороге вам случится повстречать моих мать с отцом, идущих навстречу, будьте к ним добры и накажите им идти дальше, потому что их путь не будет напрасен. — Седоволосый посторонился, давая спутникам пройти. — И, пожалуйста, помните о хлипких досках. Отец, вам лучше перевести кобылу самому. Детям и юродивым это не под силу.

Коренастый, наблюдавший за происходящим с раздосадованным видом, всё же уступил прирождённой властности товарища. Повернувшись ко всем спиной, он, насупившись, облокотился на перила и принялся глядеть на воду. Младший солдат поколебался, но потом встал рядом с седоволосым, и они оба вежливо кивнули Акселю, который, поблагодарив их в последний раз, повёл кобылу через мост, прикрывая ей глаза, чтобы она не увидела обрыва.


* * *

Как только солдаты и мост исчезли из виду, Вистан остановился и предложил свернуть с большой дороги на узкую тропу, уходившую вверх по лесистому склону.


Еще от автора Кадзуо Исигуро
Остаток дня

Английский слуга (в нашем случае – дворецкий), строго говоря, не чин и не профессия. Это призвание, миссия, несносимый (но почетный!) крест, который взваливает на себя главный герой Стивенс и несет с достоинством по жизни. Правда, под занавес этой самой жизни что-то заставляет повернуться назад, в прошлое, и обнаруживается, что мир устроен сложнее, нежели подведомственное хозяйство дворецкого. Что достоинство может сохраняться непонятно ради чего, а культ джентльмена – использоваться хитрыми прагматиками не в лучших целях.Автор, японец по происхождению, создал один из самых «английских» романов конца XX века, подобно Джозефу Конраду или Владимиру Набокову в совершенстве овладев искусством слова другой страны.


Художник зыбкого мира

Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.


Клара и Солнце

Клара совсем новая. С заразительным любопытством из-за широкого окна витрины она впитывает в себя окружающий мир – случайных прохожих, проезжающие машины и, конечно, живительное Солнце. Клара хочет узнать и запомнить как можно больше – так она сможет стать лучшей Искусственной Подругой своему будущему подростку От того, кто выберет Клару, будет зависеть ее судьба. Чистый, отчасти наивный взгляд на реальность, лишь слегка отличающуюся от нашей собственной, – вот, что дарит новый роман Кадзуо Исигуро. Каково это – любить? И можно ли быть человеком, если ты не совсем человек? Это история, рассказанная с обескураживающей искренностью, заставит вас по-новому ответить на эти вопросы. Кадзуо Исигуро – лауреат Нобелевской и Букеровской премий; автор, чьи произведения продаются миллионными тиражами.


Там, где в дымке холмы

Впервые на русском — дебютный роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лауреата Букеровской премии за «Остаток дня». Первая книга Исигуро уже подобна дзен-буддистскому саду, в котором ни цветистым метафорам, ни диким сорнякам не позволено заслонить сюжет.Эцуко живет в английской провинции. После самоубийства старшей дочери она погружается в воспоминания о своей юности в послевоенном Нагасаки, дружбе с обедневшей аристократкой Сатико и о сопутствовавших этой дружбе странных, если не сказать макабрических, событиях…


Ноктюрны: пять историй о музыке и сумерках

От урожденного японца, выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, лауреата Букеровской премии за «Остаток дня», — первый в его блистательном послужном списке сборник рассказов. Эти пять поразительных историй о волшебной силе музыки и сгущающихся сумерках объединены не только тематически и метафорически, но и общими персонажами, складываясь в изысканное масштабное полотно. Здесь неудачливый саксофонист ложится на пластическую операцию в расчете, что это сдвинет с мертвой точки его карьеру, звезда эстрады поет в Венеции серенады собственной жене, с которой прожил не один десяток лет, а молодой виолончелист находит себе в высшей степени оригинальную наставницу…Впервые на русском.Восхитительная, искусная книга о том, как течет время, и о тех звучных нотах, что делают его течение осмысленным.Independenton SundayЭти истории украдкой подбирают ключик к вашему сердцу и поселяются там навечно.Evening StandardТеперь понятно, какую задачу поставил перед собой этот выдающийся стилист: ни больше ни меньше — найти общий, а то и всеобщий знаменатель того эмоционального опыта, который и делает человека человеком.


Рекомендуем почитать
Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Воскресное дежурство

Рассказ из журнала "Аврора" № 9 (1984)


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.


Поговорим о странностях любви

Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.


Дзен в искусстве написания книг

«Каждое утро я вскакиваю с постели и наступаю на мину. Эта мина — я сам», — пишет Рэй Брэдбери, и это, пожалуй, и есть квинтэссенция книги. Великий Брэдбери, чьи книги стали классикой при жизни автора, пытается разобраться в себе, в природе писательского творчества. Как рождается сюжет? Как появляется замысел? И вообще — в какой момент человек понимает, что писать книги — и есть его предназначение?Но это отнюдь не скучные и пафосные заметки мэтра. У Брэдбери замечательное чувство юмора, он смотрит на мир глазами не только всепонимающего, умудренного опытом, но и ироничного человека.


Лето, прощай

Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.


Коллекционер

«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.


Искупление

Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.